пятница, 17 мая 2013 г.

Затянувшиеся прощания.


Говорить по телефону «как все» Паола как раз и не умеет. Не помню, чтобы разговор начался нормальной фразой, как-то:
 «Привет, это Паола».
Так ей и скучно, и невозможно. На этот раз кукольный голосочек из трубки обратился ко мне по имени и поинтересовался, что я делаю сегодня после шести. Ответил (несколько грубовато, пожалуй): буду, мол, на работе; и трубка пропищала, что, в таком случае, - пропущу лучший вечер в своей жизни.  Характерный акцент все же проступил в английской речи, стало ясно, что к чему. Поинтересовался только:
- Паола, ты через синтезатор голос пропустила?
- Да ну тебя, - ответила она уже своим, но все же неестественным голосом спустя пару мгновений.  - Всё удовольствие поломал. Сдался мне твой синтезатор! Гелия вдохнула и все дела.
- Ради того, чтобы меня разыграть?
- Конечно! Тебе ж весело было?
- Умираю, - говорю, -  от весёлого хохота. Как дела у тебя там?
- Дела хорошо. Работать надоело только, да и соскучилась. Давай, приезжай на неделю – другую. На лыжах покатаемся, я домик сняла в горах. Экипировку с собой тащи, здесь дорого, да и не все на тебя натянешь.
- Момент, - говорю я, сверяясь с календарем. Заодно и на сайт зашел, проверил билеты. – В пятницу вечером буду в тебя.  Нормально?
Она помолчала, слышно было только шум. Потом ответила этим самым дурацким (от гелия) голосом:
- Да уж, придется мне потерпеть. Встречаемся в диких Альпах, адрес смс-кой. Чао, мой романтичный.
- Увидимся, дорогая!
Как же, увидимся. Мы не встречались никогда, да и не намерены. Звонок - это значит новая работа.

Я встал из-за стола, потянулся и выглянул во двор. Зимнее солнце почти село, на площадке Юра протирал стекла у старого БМВ бутылочного цвета. Сделал уже, клиента ждешь, - так ляг, отдохни. Нет, прибрался, машину прогрел, зеркала и стекла полирует. Делать это никто от него не требует, дополнительных денег сам не спросит, потому что машины любит, как живые существа.  За то и ценим, что я, что клиенты. Со мной в супермаркете стали здороваться, как Юра на работу вышел. Немолодые жители Праги – не самый приветливый народ, но вот эту щепетильность в работе заметили.
 Я автоэлектрик, смею думать, - неплохой. С некоторых пор есть своя мастерская на Праге 6, тут и живу. Купил дом, построил гараж, зарегистрировал бизнес, нанял троих чехов.  Денег в первый год потерял баснословно много.  Да и сейчас не Клондайк. Но, с приездом Юры, дела пошли лучше.  Документы на него долго делались, зато теперь я не беспокоюсь за первый гараж.
Большинство моих клиентов ездят на старых машинах. Авторизованный сервис для них дороговат, а Юра умеет все. Работает как старый портной в Бердичеве, - быстро, хорошо и не отвлекается. Так бывает, хотя долго не верилось.
 Этот луганский самородок трудится здесь по 3 месяца, потом уезжает к семье. Через месяц возвращается. Четыре недели мой чех, Петр, работает полное время, но клиенты предпочитают иметь дело с Юрой, если можно - ждут. Петру остаются только срочные поломки.
Живет Юра в гараже, на втором этаже, мне не мешает. Пьет, но аккуратно и всегда сам, избегает попадаться на глаза. Обычно сидит у окна и смотрит на парк. В такие моменты я его не беспокою. Собака Юру любит больше, чем меня, так что они ещё и дом сторожат.  Я, собственно, отдаю ему все, что остается с первого гаража, после уплаты налогов, аренды и зарплаты Петра.
Меня кормит гараж №2, это совсем другой бизнес. Он в доме, на первом этаже. Отдельный въезд, дизайнерская отделка, комната отдыха с кинотеатром. Правда никто ею не пользуется, клиенты оставляют авто и уезжают на такси. Владельцам старых Корветов и Астон - Мартинов ждать некогда. По меньшей мере, в гараже. Иногда машины пригоняет водитель.
Когда я получал сертификат механика «Ягуар» (он был первым в списке), то был настолько наивен, что думал, будто низкие цены плюс бесплатная гарантия обеспечат мне поток клиентов. А большинство владельцев таких машин принимает решение не на основании прайс-листа.

Очень, очень туго, по рекомендациям старых киевских знакомых, входил я в рынок. Дал рекламу об индивидуальных настройках суперкаров, заплатил кучу денег бывшей звезде гонок DTM.    Он рассказал с экрана, как доволен своим автомобилем, после индивидуальной «подгонки» управления двигателем, подвеской под его стиль. И – получилось. Не сказать, чтобы отбоя от клиентов не было, но… Некоторые приезжали по несколько раз, перенастраивать. Самыми довольными оставались те, кто не способен отличить изменившиеся настройки от заводских. Они-то и рассказывали в своем кругу, что «Рапид» теперь стал много резвее.  «Всех "делаю".  А повороты как проходит! Стоило тех денег, что говорить!»
Я всегда поддакивал. И менял, что говорили. Любая из этих машин, когда в хорошей форме, проходит повороты и реагирует на педаль газа – будь здоров. Остальное, скорее, вопрос убежденности.
Чтобы соответствовать мнению тусовки о «спецах», я купил себе убитый Шелби 67го года. За год сделал, стоит под навесом. Эта машина не по мне, но клиенты считают излишне экстравагантным, когда человек, которому доверяют спортивные авто, ездит на «Вольво». На их сборища я еду на Форде, а универсал, притом дизель, - прячу в первом гараже.
За полтора года у меня обслуживались всего десяток машин с чешскими номерами, в основном срочно и по мелочи. Но вот немцы, австрияки, поляки – приезжают. Приглашают на слеты, еду за новыми знакомствами. Вожу я так себе, как раз для Вольво, поэтому в заездах не участвую, ссылаясь на травму ноги. Травма была, все по-честному.  А на моей машине другие водители выиграли несколько гонок ретро - автомобилей. Кубки стоят на полке, в гараже. Сюжет был по новостям. Паблисити -  что надо!
Собственно, обо мне все. Почти все. Рассказывать можно много, конечно. Как и о любом человеке, под настроение.
 Достав из холодильника бутылку пива, сел к компьютеру.  Заказал билеты. Посмотрел погоду – ожидаются морозы. Сейчас даже и не верится, до середины января дожди и лужи. Хорошее это дело – зима без мороза, в Праге с такой погодой порядок. Впрочем, вот уже два года подряд зимы снежные были. Но короткие.
Солнце село, настроение отрешенное, как всегда перед дорогой. Провел пальцем по стойке с дисками, остановился на Гиллеспи/Паркер. В самый раз. Собирая вещи и укладывая сумку, подтанцовывал под «Ночь в Тунисе».
Вещей немного. Дорожный несессер, белье, носки, запасная пара джинсов. Пуховый жилет под горло – морозы ведь обещают. На все это сверху – кофр с «кормильцем». Он похож на докинг- станцию к лэптопу, только много толще. Собственно, когда меня вызывают к багажу в аэропорту и спрашивают: «эт чего?», - я так и говорю – специализированная докинг – станция. В паре с ноутбуком – хороший инструмент для диагностики и прошивки электронных «мозгов» автомобиля. Раз Паола сказала – бери снаряжение, понадобится, стало быть. Сбоку пристроил штатив, ездить с ним неудобно, зато у машины пригодится.
Да, она ведь СМС обещала с адресом. Я положил в карманчик рюкзака симку Оранж, которую мне дали в прошлый раз и новый телефон, сняв упаковку.  Кажется, все.
Закрыв рюкзак и сумку, выглянул в окно. БМВ исчезла, в комнатке над гаражом горит свет. Захватил пару пива и пошел туда. Постучался, толкнул дверь.  Юра в трусах молотил грушу, подвешенную в углу коридора, у туалета. Увидев меня, кивнул и зашел в ванную.
Я сел в кресло у кровати, открыл пиво. Взял со стола Библию на русском языке, перелистал. Закладка лежала на Книге Притч. Юра часто читает Притчи вечером, утром – Псалмы, где вторая закладка.
Он старше меня лет на десять, точно не помню, хотя заглядывал в его паспорт, оформляя приглашение. Говорить о себе не любит. Знаю только, что был вице - чемпионом Украины по боксу среди юношей в семидесятых, после армии почти сразу сел за разбой, в конце восьмидесятых снова сел как руководитель группировки. В тюрьме познакомился с православными ребятами, которые приходили навещать заключенных. Принял крещение, прямо там.  Вышел уже в середине девяностых, и «завязал».  С этим были проблемы, кажется.  Вернулся к жене и детям, от которых когда-то ушел.  В тюрьме Юра поднаторел в обслуживании авто, там делали машины "нужным" людям. Руки у него были «золотые», за что ни брался – выходило на загляденье красиво.  Поэтому построил себе гараж в огороде и начал возиться с соседскими машинами. Потихоньку собрал на старую 21ю «Волгу». Машина досталась полностью «убитой», и он гордился, что смог восстановить все своими руками. 
Познакомились мы в Каневе, на слёте машин - ветеранов. Я там приглядывал за Бьюиком   - Риверой, как механик. У машины капризничало зажигание, хозяин не хотел осрамиться. В первый день, за несколько часов до общего парада, худой и длинный одессит на Талботе-Симке помял дверь о дерево, паркуясь.  Она изогнулась и не хотела закрываться. Интересная, в общем, машина, с подвязанной дверцей смотрелась комично. Хозяин был бледен и нервно пытался закрыть покалеченную дверь.  Юра, по доброте душевной, взялся помогать. За два часа при помощи колесной камеры, насоса, деревянных клиньев и киянки он выровнял поверхность, пригнал замок. Я ждал начала смотра, лежа в траве по соседству.  И наблюдал за его движениями. Если что- то не получалось – Юра хмурил брови, смотрел на небо. Срывал травинку, грыз. Рылся в багажнике своей Волги. Затем они с хозяином копались в багажнике Симки, Юра снова брался за инструменты и дверь, в результате, получила приемлемую форму и стала закрываться. Краска, конечно, осталась ободранной, а поверхность двери – мятой, но это лучше, чем веревочки.
«Волг» там было около десятка, Юрина бросалась в глаза своим классическим зеленым цветом и почти полным соответствием оригинальной комплектации.  Я похвалил, разговорились. Оказалось, что он в одиночку приехал из Луганска за ночь, посетовал на расход топлива на полной скорости. Я спросил, кто делал кузов, узнал, что он сам – задумался, и записал телефон.  Потом я пару раз вызывал его в Киев, чтобы вместе восстанавливать машины, которые мои знакомые периодически мяли, гоняясь друг с другом на раритетных авто.  Юра мог «выколотить» правое крыло, имея перед глазами только левое, как образец.  Работал быстро и хорошо. Все время молчал, любимые инструменты возил с собой. За работу в Киеве платили больше, он уже подумывал переехать работать сюда, но тут я убрался в Чехию.  
Уехал я в 2008м, в самый разгар кризиса.   Недвижимость тут подешевела, и, потратив на все бумаги, ремонты и переделки почти полгода - повесил на воротах вывеску: «Автоэлектрика». Потом ещё полгода смело доделывал строительные мелочи, отвлекаясь на редких клиентов. Часто нервничал из-за привычки сотрудников работать в стиле «от» и «до». Работу они хорошо делают, и, тем не менее, я позвонил Юре и пригласил сюда. Думал он не долго – детям помогать надо, а работы не хватало. Теперь этот бизнес сам себя кормит. Уже прогресс.
Юра вернулся из душа, я коротко рассказал, что уезжаю в Италию кататься на лыжах. Обсудили за пивом текущие вопросы, обычно он кивает молча, не расспрашивая. Догадывается о многом, наверное, но вида ни разу не подал.
Утром встретился с бухгалтером, подписал бумаги.
Эта мастерская без меня чудесно функционирует (пока тут Юра), и я решил отдохнуть денек перед отлетом. Слонялся по городу, сидел в кофейнях, наблюдал, как солнце прячется за крыши.  Вернулся пешком, проверил сумку, документы, убрался на кухне. Затем спустился в комнату - кинотеатр, пересмотрел «Тень» с Далем.  Очень мне их пара с Вертинской нравится. Посидел у окна ещё немного, глядя, как съезжаются после работы соседи, наполняя желтым светом прямоугольники оконных проемов.
Перед командировкой всегда немного тревожно, поэтому я выпил горячего вина и рано лег спать.

В пятницу к обеду уже был в Венеции. Отправился на катере на другую сторону лагуны, в Кьодджу, зашел в полупустое кафе на берегу. Спросил кофе, достал симку, вставил в телефон. Зарегистрировался в сети, прочитал смс от Паолы. Переписал адрес. Вызвал такси, зашел в туалет и спустил сим-карточку в унитаз. Телефон погрузил в воду, вынул батарейку и выбросил все в мусор.

Эти меры предосторожности напоминают детские игры в шпионов, но я не привык нарушать правила.

Пока таксист вез меня до Монтегротто, уже почти стемнело. Вечером морозно, а днем, на солнце, - натурально весна.
На этот раз меня доставили к вилле у края горы, отделенной от остальных высоким забором и большим садом. Отпустив таксиста, я нажал кнопку переговорного устройства, дверь открылась сразу.  В глубине сада меня встретил приветливого вида охранник. Я сказал, что ищу Нину, он легко поклонился и проводил в холл. Там было пусто, и горел камин. Как только присел к огню, из боковой двери возникла немолодая итальянка и подала поднос, где была чашка эспрессо, стакан воды и бокал белого вина.
 Молча взяв вино, кивнул и стал смотреть в огонь. Служанка напоминала Антонеллу Рудджеро на излете карьеры. Что за фемина была, дивный  голос. Напевая шепотом "Римские каникулы" я оценил молодое вину. А в то далекое время мы так бредили Италией, сплошное Сан-Ремо, мартини, комиссар Каттани, черные Альфа Ромео. И Антонелла была так непохожа на остальных крикливых участников фестиваля (на совковых вокалисток - и подавно), что покорила сразу и надолго. Ещё поет бабушка, иногда слушаю сольники. Может, ей машину починить надо? Пусть бы только свистнула, это мы мигом.
Пока я мычал песню и улыбался воспоминаниям, охранник стоял у двери, глядя в сторону и стараясь не беспокоить меня своим присутствием.
- Обслуга тут дрессирована что надо, - подумал я про себя, - наверняка за дверями есть ещё пару человек: уборщица, второй охранник. Тем не менее, кажется, что я совсем один. Интересно, если попросить служанку спеть дуэтом - согласится? Я потом Юре расскажу, что пел с Антонеллой. Пусть завидует.
Нина, спустившаяся ко мне минут через десять, оказалась высокой девушкой в шубке, изумрудный цвет глаз различим даже в полутьме. Мы обнялись и расцеловались, как старые знакомые.  Поправил, по-свойски, ей локон над ухом.
 Пока спускались в гараж, Нина висела у меня на руке и щебетала что-то лестное. Я языка не знаю, кивал и улыбался.
В гараже она открыла багажник трёшки БМБ. Я положил сумку и рюкзак, мы ещё раз обнялись прямо под камерой наблюдения. Раз нас уже никто не видит, можем себе позволить. Она отрыла ворота и села за руль. Когда выехали во дворик с другой стороны виллы, ворота перед нами открылись сами по себе, и моментально захлопнулись за машиной, словно боялись, что вслед за нами выскочит кто-то ещё. Минут десять ехали под музыку из категории “Lounge”. Потом я не выдержал и, покрутив настройки приемника, поймал джазовую станцию. Нина не отреагировала, она гнала машину по кривым дорожкам, ловко уклоняясь от встречи с мусорными баками, выдвинутыми чуть ли не на центр дороги. Звук мотора выдавал версию 3М.
Мы вкатились во двор каменного домика, ворота были открыты. Проводив меня к двери, Нина улыбнулась и уехала.
Я осмотрелся – обычное жилище, ничего примечательного. На столе - коробка с сигарами, бутылка кьянти, три бокала.  Значит, будет кто-то ещё, кроме нас с Витторио. В том, что появится Витторио – я не сомневался: куда бы меня не привозили Нины, Доры, Клары, а один раз даже рыжая «Надья» - в конце пути всегда появляется высокий худой дядька с залысинами. Потому что он дирижер всего этого маскарада. Курит сигары вот эти - Toscano Garibaldi, пальцы желтые.  Кашляет. Дотошный до занудства. В остальном – нормальный работодатель.
Третьим был обритый наголо плотный поляк. Познакомились, поболтали о холодах.  Я пил вино и ждал, когда Витторио перейдет к делу. Это у него происходит обычно к середине сигары. В моей системе измерения – один бокал вина.
Работа была в Варшаве. Некий Гжегож, совсем нехороший человек, обманул других (по-видимому, хороших) людей на несколько миллионов долларов. Бизнес был чистый: импорт - экспорт, но этот самый Гжегож ухитрился взять, вывести и не отдать. Парень, стало быть, неглупый.  Но это не мое дело.
Теперь эти хорошие люди хотят повидать Гжегожа, чтобы рассказать ему, что воровать некрасиво. А так же попросить о возврате денег.  Прошло уже несколько лет с того момента, как наш польский клиент стал богаче на парочку миллионов, чувство опасности притупилось, можно подобраться. Я нужен, чтобы его авто сломалось в нужном месте в нужное время. Quattroporte S – машина умная, ездит товарищ на ней второй год, купил в салоне. Обслуживается там же.  Дубликат карточки и ключа есть у Петра, скопировали недавно.
- Что ж,-  говорю, - не поставить «удавку» на топливопровод с GSM модулем? Один звонок -  и машина стала через 500 метров?
Заговорил Петр, - низкий голос, сильный акцент.
- Гжегож машину любит, под капот лазит часто. Пыль протирает, любуется. Сам умеет многое делать.  Как машина станет – первым делом подачу топлива проверит, заметит. Мне надо, чтобы он спокойно дождался техпомощи. Приедет наш эвакуатор, его брелок, где есть телефона автоклуба будет заменен на другой, с похожим номером.
- Это, - спрашиваю Витторио, - всё, что от меня потребуется?
- В основном да, ещё некоторые мелочи, зависит от твоего ответа.
Я встал и подошел к окну. Сильный ветер качал под фонарем черные ветки персиковых деревьев. Дальше, по мере отступления от круга света, сад становился похожим на темную, бушующую массу. За ним, в темноте, чувствуется силуэт горы.  Неуютное зрелище.  Глотнул вина, прислонился к стене.  Имеем Квадропорте 2009го года. Блок управления двигателем разнесен, процессор под панелью приборов, второй OEBD. Две основные шины обмена. Разъёмы, переходник… Должны такие колодки у меня быть в гараже, где-то во втором шкафу...
- Есть два варианта. Самый «чистый» - машина встанет при достижении определённого пробега.  Потом сбросим память, и не будет никаких признаков внешнего вмешательства. Если он под капотом протирает – разъёмы без грязи, подключусь с минимумом следов.
 - Это не лучший вариант. Он часто меняет маршруты, угадать удобное место будет трудно. Шум нам не нужен, а если спугнем – потом ждать долго. Что ещё?
- Второй – модуль, управляемый через мобильник, Подключение – небольшой кабель и четыре проводка, подвяжу к шине, заметить трудно. Сам блок убирается под панель, доступ снизу. Открыв капот - не увидишь. Посылаем СМС с кодом -  машина встает и выдаёт ошибку электроники. Без техпомощи не обойтись. На снятие – около часа, чтобы все как было.  Для установки нужен спокойный доступ к двигателю на полчаса.
- Доступ будет. Поселишься с ним в одном доме, общий паркинг под землей. Тебе нужно ещё будет разобраться с камерой наблюдения на стоянке. По камере все подготовит Петр, нужно только выполнить. Это и есть вторая задача. Больше – ничего. С 3х до 4х утра на стоянке пусто, у лифта будет человек, даст сигнал, если кто случайно появится.
 - Конкретнее?
 - Дело нехитрое. – Петр говорил на этот раз почти без акцента, я удивился. -  Стоит у лифта выпивший, но интеллигентный старик, к прохожим приставать будет с громкими разговорами. Успеешь свернуться. Но про все детали потом поговорим.
Витторио перевел взгляд на меня.
-  Мне нужно несколько дней на подготовку.
- У тебя неделя. В ночь на пятницу нужно сделать.
После этого Петр вышел.  Мы с Витторио обсудили мой гонорар. Сошлись на части наличными, - остальное, как обычно. Приедут на обслуживание ко мне авто. Скупиться не станут, и денежки белые. Витторио положил на стол пакет с документами и банковские карты на имя Йонаса Сторда, предупредил, что права зарегистрированы в системе, но на пристрастные проверки все же лучше не нарываться, фото «перезалито». Адрес, билеты. Несколько мобильных телефонов с зарядками. Один - для связи с Петром, айфон –для остального.  Ещё пара симок, чтобы менять основной номер.  Попрощались.
Я вышел в соседнюю комнату. Переоделся. Гардероб мне подобрали более строгий: короткое пальто, тёмно-зелёный шарф, полуботинки с круглыми носами, рубашка, красный свитер, джинсы. Белье, одежда, - все лежало в большом чемодане вишнёвого цвета. Цвет мне показался слишком ярким, и правда, - всю поездку с ним было дискомфортно. Не знаю почему, хороший цвет. Я пристроил туда свою сумку, «старую» одежду оставил в шкафу. Петр ждал в машине, до вылета оставалось не так много времени, а в аэропорт Болоньи ехать полтора часа, по его словам.
По дороге рассказал мне о деталях. План принадлежит ему, он же и будет координировать на месте. Лечу до Катовиц, оттуда до Варшавы на авто.  К утру должен быть на месте. Агент, который снял для меня апартаменты буде ждать в половине одиннадцатого. Звонить будет на номер, который в айфоне.
В аэропорту Болоньи было тоскливо и одиноко, как и во всех аэропортах вечером.  Регистрация, пустая болтовня с полноватой американкой моих лет, несколько глотков влажного ночного воздуха и кресло у прохода. В полете читал «Памяти Каталонии» Оруэлла. Кажется – недавно все происходило, и недалеко сравнительно. Но выглядит репортажем с другой планеты -  непонятная логика, непонятные идеалы. Понятное нежелание стрелять в людей.
Задал себе вопрос: будь у меня жена, - стал бы я её брать с собой в страну, где идет гражданская война?  Определённо - нет, от этого мысли автора стали ещё более отчужденными.  Я, когда Стругацких читаю – и то больше могу к себе применить.  Прочел ещё пару страниц и задремал.
В аэропорту Катовиц стоял парень в форме «AVIS» с табличкой «Carrefour 64». Я подошел, поздоровался, он взял чемодан и провел на стоянку авто. Там попросил посмотреть права и передал ключи и документы на серебристый хэтчбэк Опель Астра, помог уложить чемодан и исчез.  В багажнике уже лежала раскладная стремянка и большая сумка с инструментами. Рядом, в пакете – спецодежда электрика.
Я сел в машину, завелся, и ещё некоторое время возился с рычажками зеркал, регулировками сидения и вылета руля. Когда все получилось – накатила усталость.  Половина второго ночи, спать хочу. Вздохнул, потер глаза и, забив в GPS Варшавский адрес, неспешно катился по дороге. Трава была припорошена снегом, датчик на панели показывал -12С. Выехав на Варшавскую трассу, стал в правый ряд, высматривая открытое кафе. Через полчаса увидел ярко освещённый ресторанчик, почти пустой. Попросил «американку» у симпатичной, скрывающей зевоту официантки. Проверил прогноз – будет мороз, без осадков. Это на руку, машина чище снизу и под капотом.  В теплом помещении спать хотелось сильнее. Заказал ещё двойной эспрессо, и пил его мелкими глотками. Не люблю крепкий кофе без молока. Может быть от этой нелюбви сон и прошел. Аппетит тоже проснулся, с удовольствием перекусил парой горячих бутербродов и яичницей с ветчиной. Когда рассчитывался – официантка поинтересовалась, откуда я так хорошо знаю польский. Рассказал, что по работе бываю здесь. Девушке явно хотелось подбодрить меня, но в результате она смутилась. Поляки хорошо реагируют на попытки иностранцев говорить по-польски. Надо будет использовать это активнее. Сидя за рулем, я стал себе придумывать, как далеко тут можно будет зайти. Вдруг, если подкатить к этому Гжегожу, и попросить его на хорошем польском - может он сам отдаст мне машину на полчасика? По доброте душевной. Этот и подобные сюжеты забавляли меня, пока я обгонял автобусы и грузовики на слабо загруженной трассе. После Ченстоховы остановился на заправке. Кроме кофе – купил ещё несколько дисков со стойки. Выбор небольшой, но сборники Клэптона, Роллингов и Синатры меня устроили. Еще взял, причем со скидкой, невесть как туда затесавшийся INXS “Kick!”. С него и начал. У Астры акустика была так себе, добавил басов.  До Варшавы ехал, подпевая им всем.
В город попал аж в половине восьмого. Субботнее утро, желтые солнечные пятна на стенах домов, дороги свободны. Крутнувшись на Маршалковскую, проехал до Ратуши, потом дал круг до музея Восстания и свернул на Длугу. Запарковался во дворе и пошел в маленький Старбакс на перекрестке, я его присмотрел прошлый раз.  Взял в ладони огромную горячую чашку и сел у окна, чтобы смотреть на прохожих. Утром, в незнакомом городе, это самое интересное.
Их было немного. Пожилой мужчина в тяжелом старомодном пальто и в шляпе стоял на остановке, растирая красные от мороза уши. Девушка в пуховике пробежала, одной рукой придерживая на голове объемный шарф грубой вязки, в другой несла сумку. Другая девушка в подобной «обмотке», торчит нос и хвостик. Я потом увидел, как шарфы эти продают у метро, и все кутаются прямо на ходу. Минус пятнадцать -  неприятная, конечно, температура. А я сижу в тепле, горячая чашка греет руки, в динамиках -  негромкой Питер Габриэль. Выходить наружу неохота.
До встречи с агентом оставалось почти 2 часа, и я поехал в ТЕСКО на Алее Солидарности купить продуктов.  Шопинг в чужих магазинах похож на охоту, ищешь знакомые продукты в незнакомых местах. Когда спешишь – раздражает. Но, при наличии свободного времени, даже увлекает. Камамбер, несколько упаковок бекона, овощи, оливковое масло, свежий хлеб и молоко. У полок с вином задержался дольше. Увидел южноафриканское каберне и взял четыре бутылки. На выходе потратил время с кассой самообслуживания, подбежал любезный продавец и показал, что к чему и куда совать карточку.  Это, конечно, прогресс и все такое, но лучше бы сделали отдельную кассу для туповатых туристов.
Дом, в котором я должен поселиться, впечатлял. Здание этажей на пятнадцать, немного ассиметричное. Большая гостевая парковка у входа, раздвижные двери, охранник в рубке с затемненными стеклами. Бронза, камень. Как в кино.
Агент позвонила минута в минуту. Она ждала в холле, я вошел туда с телефоном. С белого дивана поднялась дама лет тридцати, по виду – модель, прямо с подиума. Хороший английский. Невзирая на мороз и ветер -  безупречно уложенные волосы, декольте. Цацки всякие навешаны, я в них не разбираюсь, но чувствуется – и дорого и стильно. Провела в квартиру, поставленным голосом оттарабанила вводную.  Передала мне карточку паркинга, показала на схеме место и как заехать. Спустившись, я немного покружил по двухуровневой площадке, и увидел агента. Она стояла у красного купе Хёнде. Это и было мое место. Попрощались, поставил Астру на площадку №1012 у толстой бетонной опоры. Вышел, осмотрелся. Достал планшет, глянул на схему паркинга, которую мне нарисовал Петр.  Лифт – слева, у противоположной стены. Я взял чемодан, рюкзак, пакет с продуктами и пошел к лифту. По дороге отметил камеры наблюдения, все как указано: одна - у стены на железной балке, вторая – у лифта. Смотрят за машинами, у стен «мёртвые» зоны.  Парковка № 1503 -  в конце ряда, пустая. Гжегож выходные проводит за городом. Глядя перед собой, я вошел в лифт, приложил карточку и нажал цифру «10». Диспозиция ясна.

В квартире первым делом распаковал вещи, повесил рубашки в шкаф. Инструменты положил в большую холщовую сумку, собрал штатив и засунул туда же. Ноги штатива телескопические, а сумка достаточно длинная, специально покупал, чтобы носить его собранным.
 Очень хотелось спать, казалось, что в глаза насыпали горячего песка, но я продолжал раскладывать вещи, чтобы в голове потом не вертелось не сделанное. Тогда не уснуть.
Закончив, сходил в душ и улегся на диване, накрывшись пледом. Мягкая темнота мгновенно забралась под ресницы и просочилась внутрь, парализуя любое движение. Мне нравится так засыпать.
Около четырёх меня разбудил шум трамвая. Начинало темнеть. Сварил кофе, и сидел у кухонного окна с чашкой, закутавшись в одеяло. Приходил в себя после дневного сна. По улице сновали авто и трамваи, полные незнакомых мне людей. Я попытался представить себе их жизнь, их радости и заботы. Куда спешат, что у них на ужин? «Мне хотелось бы узнать, что вас ждет, и что тревожит ваши сны…» Хорошо бы  кто-нибудь зашел на минуту и поведал. Я б с ходу спросил: «Ну как оно живется в холодной Варшаве?» Человек рассказал бы обстоятельно, за бокалом глинтвейна. Хотя, вряд ли я смогу полностью понять. Для этого надо самому пожить жить тут год - другой. А у меня сегодня мало времени.
Вынул ноутбук и стал просматривать описание электроники Мазерати, делая пометки о потребных инструментах. Модуль даст Петр, остальное надо найти в мастерской.
Потом позвонил Паоле, она перекинула мой звонок на Юру. Получается, что я звоню из итальянских Альп. Юра обрадовался:
- Как отдыхается?
- Та, - говорю тоном, полным неги, - я ж только добрался вчера. Не успел понять. Но здесь очень красиво.
Взгляд мой при этом блуждал по уродливым фасадам серых пятиэтажек.
- Как у тебя?
- Та всё классно, - Юра пустился в детальное описание событий вчерашнего дня. Ему было скучно одному.
Оказалось, что в Праге тоже холодно. Утром заходил сосед, у него после мойки замерз багажник, просил помочь. Заезжал Мика, почистили контакты его Мерседеса 190, сменили провода зажигания. Юра заметил вмятину на заднем крыле, спросил разрешения заняться рихтовкой под покраску.  Я представил, как пижон Мика будет добираться через полгорода до покрасочной камеры (которой у нас нет), с загрунтованным крылом, и рассмеялся. Потом попросил прислать мне в Падую до востребования некоторые клеммы и разъемы из второго шкафа в моей мастерской. Юра все записал без вопросов и пообещал, что отправит сегодня же.  
      Затем я позвонил в ресторан в Жолибоже, где Гжегож ужинает по субботам. Попросил столик у окна.  Сделал себе багет с колбасой и горчицей, смотрел в компьютере схемы для Qattroporte S и основные алгоритмы блока. Завтра напишу програмулину разрешения внешнего блока управления и затем для сброса состояния к исходной точке. Модуль соберу в среду, как приедут железки от Юры. Некоторые мелочи придется заказать через Петра.

В ресторане было уютно.  Посредине холла стоял черный рояль, и толстый юноша бегал пальцами по клавишам. Мой столик был не удобно расположен, официант проводил к другому. Отсюда, из самого угла, я мог видеть всех входящих.  Если верить Петру, Гжегож обычно садится у стены с камином. Там три стола, только один занимает пожилая чета. Я попросил пива и углубился в меню. Остановиться на рыбе и салате с зеленью.
Гжегож (я называл его про себя Гришей) оказался крупнее, чем можно было судить по снимкам. Уверенный в себе, громогласный дядька с пузом, большой нос, длинные темные волосы, заметна плешь. Глаза быстрые, наглые. А вот его спутница понравилась - тонкая, темные волосы стрижены под мальчика. Необычный разрез больших миндалевидных глаз, какой бывает только в Польше, иногда – в Прибалтике. Именно так я себе представлял Дэми Вогел из «Дара Гумбольта». Немного присмотревшись к их разговору, только утвердился в первоначальном мнении. Гриша – самовлюбленный грубиян, типичное «хамло с базара» и вообще непонятно, что такая девушка в нем нашла. Хотя это, впрочем, как раз понятно.  Но, все же, ему бы даму на манер Луизы Чикконе, чтобы гармония не нарушалась. Сейчас – нарушается. Всем понятно, что такая девушка к лицу только человеку утончённому, возвышенному. Например – мне.
Закончив эту несложную мысль, я хихикнул, подавив утонченное желание залезть пальцем в нос.
Следующие несколько дней заняла подготовка к общению с Мазерати. Было холодно, из дома практически не выходил. Заехал в молл на Рондо Радослава, накупил продуктов. Шатался, борясь со скукой, по торговому центру. Купил короткую зимнюю спортивную куртку, шерстяную шапочку с эмблемой «Легии». И, зачем-то, – электронные часы. Здоровые такие, круглые.  Мягкая резина и масса дополнительных функций, всего за 200 злотых, как не купить?
 Эта манера покупать часы превращается во вредную привычку, дома уже штук семь в ящике лежит. А ношу старую «Гровану» на потрепанном ремешке.
Весь вечер понедельника я валялся на диване, со стаканом вина и изучал возможности новых часов.  Так и уснул, когда ночь стала совсем темной и тихой.  В полночь мое приобретение разразилось писком. Чертыхнулся, запихнул их под подушку. Потом все же встал, почистил зубы и отправился спать в кровать.
Во вторник приехал  Пётр. Позвонил и попросил сесть в такси, которое ждет меня у дома. Черный Мерседес.
Спускаясь, я успел подумать, что славянские стереотипы неистребимы. Раз богач – гоняй на Мазерати, механик – только Мустанг, а если ты крутой парень – изволь кататься на черном Мерсе, пускай даже такси.
Мерседес оказался универсалом, я даже не сразу сообразил, что это именно тот. Черный универсал – это совсем не по-гангстерски, даже «Мерседес».
Петр сам сидел за рулем, ему это удивительным образом шло. Может, родился таксистом? Но шутить на эту тему я не решился.
Тронувшись с места, он сам сказал:
- Я бы работал таксистом. Что-то в этом есть – ждать человека, везти куда надо. Тебе, кстати, куда надо?
- Мне – никуда, но раз есть выбор, то поехали к Новому городу.
По дороге обсудили состояние дел. Петра тоже беспокоило, что Гриша везде появляется с девушкой.
- Новая. Даже на работе вместе бывают. Нужно будет придумать к пятнице, как с ней быть.
Припарковавшись у здания архива, мы коротко обсудили технические детали. Из сумки, что лежала на переднем сидении, Петр достал камеру наблюдения и маленькую плоскую коробочку. Показал, как подключаться, как использовать. Там же, в сумке была посылка от Юры, перчатки, и прочие мелочи из моего списка.
Все это Петр переложил в пакеты магазина одежды и вручил мне.  Затем мы вместе обедали в дорогом (и не стоящим тех денег) кафе. Обсуждали план на пятницу. Я с уважением смотрел на графики Майкрософт прожекта и поражался квалификации собеседника.  Для меня был отдельный лист дел с пятиминутным шагом тайминга.
 Петр точно не был болтуном, но умел к себе расположить - и это мое главное впечатление от разговора.
Выйдя из кафе, я пробежался с пакетами по Фрете. Зимнее солнце садилось, окрашивая стены холодным желтым светом. Прохожих почти не было, несколько восточных туристов с фотоаппаратами плюс старичок, который чуть не сшиб меня, выбегая из книжного. Мы раскланялись, и я продолжил прогулку до ближайшей стоянки такси.
Дома попрактиковался с камерой, доводя движения до автоматизма.  Камера на паркинге закрыта кожухом, придется открутить два винта, чтобы добраться до кабеля.
Оставшиеся пару дней я много спал, пил вино, готовил еду и читал. Два раза подкараулил Гришу на паркинге. Записал на видео, как он   закрывает машину в среду. Просмотрел записи - ничего особенного.  Рано утром, пройдя мимо его машины, издали проверил мой ключ. Замок сработал, я запер авто и пошел к своей Астре.  Съездил в Старбакс, выпил кофе. Вернувшись, поставил камеру, чтобы опять записать Гришин выезд, и пошел досыпать.
Проснувшись, принялся отлаживать программу, гоняя на симуляторе. К обеду все заработало, но я на всякий случай написал альтернативный вариант с отказом по подвеске.  Поставил в «краб» сим-карточку, пристроил контакты. Протестировал в рабочем режиме. Порядок.
Вечером приехал Петр, мы опять говорили в машине. Все так же не было решения по девушке.  Я предложил попробовать подобрать её, когда машина встанет, типа ехал мимо, пожалел замерзающих.  На том, за неимением лучшего, и порешили.
В ночь на пятницу я проснулся по будильнику в 2:30, некоторое время пил кофе и приходил в себя. Ещё раз потренировался с видеокамерой.  Потом надел форму с эмблемой «Энерготел», сверху накинул пальто. Спустился на паркинг к половине четвертого, прошел к Астре. В закоулке у лифта стоял, ухмыляясь и раскачиваясь, дорого одетый дедуля с длинными седыми волосами. Похож на дирижера после концерта. Когда я прошел мимо, он подмигнул мне холодными глазами и дружелюбно икнул.
У машины я снял пальто, положил в багажник, оставаясь в теневой зоне. Надел кепку, взял в руки сумку и стремянку, неспешно побрел вдоль стены к камере наблюдения. Поставил стремянку, поднялся к камере и открутил винты кожуха.  Позвонил Петру. Он сбросил и сразу перезвонил обратно. Я тоже сбросил и снял кожух. В этот момент там, наверху, прохожий с дамой расспрашивает охрану о ближайшей стоянке такси. Я выдернул кабель, поставил «проставку» и воткнул кабель обратно. Нажал синюю кнопку на коробочке. Через мгновение над кнопкой загорелся светодиод – изображение поймано, теперь камера буде транслировать одну и ту же картинку, время отсчитывается в реальном режиме. Можно начинать.
Быстро пошел к Мазерати, открыл машину. Поставил сумку с инструментом у пассажирской двери.  Нырнул под капот и снял пластиковую защиту колесной арки. Подсоединил «краба», просунул провода в моторный отсек.  Вынул из сумки штатив, поставил «кормильца» с ноутбуком, открыл капот. Подцепил контакты, аккуратно завел провода «краба» за общий жгут. Включил зажигание и пустил программу.  Потом разрешил управление от внешнего устройства, прогнал тест оборудования, отсоединил и убрал в сумку компьютер со станцией. Закрыл капот и завел машину. Отклонений не было, я заглушил мотор. В это время раздался шум заезжающего авто. Я закрыл капот, быстро положил на бок штатив и лег рядом на землю. Авто стало через ряд, я лежал и злился на неторопливо идущих к лифту поздних жильцов. Старик у лифта запел, раздался хохот. Потом загудел мотор, я поднял голову и посмотрел на сторону лифта. Седой человек держался за стену, покачиваясь. Пронесло.
Быстро поставил на место подкрылок, потер шурупы заготовленной жирной и грязной салфеткой. Заглянул в салон, проверил карманы и сумку – все на местах, ничего не забыл.  Закрыл машину и неспешно пошел к стремянке за камерой. На паркинге было пусто.
Отсоединил коробочку, нажав все ту же кнопочку. Когда погасла синяя лампочка -  быстро переключил кабель, воткнув его в гнездо камеры.  По идее - должно обойтись короткими помехами на экране, для камер этого типа ничего удивительного. Завинтил кожух, протер винты той же грязной салфеткой.
Сложил стремянку и вернулся вдоль «слепой» стены к машине.  Убрал в багажник стремянку, накинул пальто, посмотрел на часы. На все ушло 22 минуты, недурно. Взял с собой сумку, поднялся в квартиру и доложился Петру по телефону.  Потом разделся – белье пропиталось потом, хоть отжимай. Руки пока, допустим, не трясутся, но волнуюсь сильно. Стрёмно рыться в чужой машине.
После душа позволил себе полстакана виски. Сон вернуть не получится, поэтому погасил свет, добавил пару кубиков льда и сел у окна. Редкие машины на улице Сломиньскéго, город спал, мигая желтыми огнями светофоров. Под жестким морозным небом – это похоже на смерть. Но вот едет мусоровозка, в окне дома напротив зажегся свет. Он не мертв этот город, он спит, отгородившись от холода и ночи толстой чешуей кирпичных стен, завернувшись в асфальтные ленты улиц. Просто очень тихо спит.
Я, когда переехал в Прагу, был немало удивлен этой ночной тишиной. Никто не орет, не слышно музыки из проезжающих автомобилей. Даже шаги прохожих кажутся тише, чем в Киеве. О караоке при открытых окнах и говорить не приходится. Сон – значит сон. Вот и Варшава безмолвствует.  Когда мне не спится в Праге -  я могу позвонить Вадиму в Сан-Франциско. У него день, мы болтаем о делах давно минувших, с полуслова понимая старые шутки. Два друга – эмигранта, не умеющих, да и не желающие заводить новых приятелей. Они не так-то и легко теперь появляются.  Я за последний десяток лет сблизился только с Юрой и ещё Ласло, который приезжает ко мне на синем Корвете. Но это не то, а звонить Вадиму сейчас нельзя, потому что я, временно, Йонас. Поэтому достал планшет, заложил ноги на подоконник, и принялся перечитывать «Город» Саймака, в который раз растворяя одиночество в тысячелетних промежутках времени и космических расстояниях.
К половине шестого стакан опустел, к семи я заснул, перебравшись на диван.
Вечером сидел в ресторанчике на Плохочинской. Аппетита не было, пил чай. По звонку Петра покатил по пригородной дороге. В лесу за Бялобжегами обратил внимание на «Транспортер», стоящий без огней в ответвлении дороги. Через пару сотен метров мигали оранжевые огни "аварийки".  Синяя Кваттропорте стояла у обочины, рядом нервно ходил высокий мужчина.
Я остановил машину чуть впереди Мазерати. Подошел к Гжегожу, который бегал взад – вперед, выдыхая клубы пара.
- Вам, - говорю, - нужна помощь?
- Со мной все в порядке. – Сказано было тоном, который только подтверждал тот тезис, что хам – всегда хам. Даже когда у него проблемы.
- Я могу подвезти, чтоб Вы не замерзли, тут так холодно…
- Пан иностранец? – он смотрел не узнавая, хоть мы мельком сталкивались в парадном.
- Датчанин, - говорю. - Но какая разница?
- Я жду сервис, - Гриша перешел на английский, - и поэтому должен оставаться с машиной.
- Приглашаю Вас посидеть в моем авто, там тепло,-  сказал я и тут же пожалел. А вдруг согласится?
- Гжесю, - из Мазерати вышла девушка, - давай примем любезное приглашение пана, я так замерзла!
Гриша колебался. Посмотрел на меня с недоверием. Потом на мою потрепанную Астру. Снова на меня.  Демонстративно сфотографировал номера. Девушка стояла рядом с ним, держа рукой на горле ворот шубки. Я глянул на открытые туфли на её ногах и поцокал языком.
- Мог бы учтивый пан, - решился Гриша, -  довезти пани до ресторана у поворота на Рыню?   Я отдам машину в сервис и подъеду туда.
- Почту за честь, - говорю. - Только мне нужно указать дорогу.
- Прямо около 2х километров, на первом перекрестке слева будет ресторан. Над входом большие рога освещены зеленой лампой. Пани покажет.
- Прошу, - отворил заднюю дверь Опеля. Когда девушка села, я попрощался с Гришей.
Осторожно выехал с обочины и покатил к ресторану.  Цифры на панели приборов показывали 21:37, через минут десять появится «техничка», если часы не врут. Сознавать, что Гриша будет бегать по обочине ещё какое-то время было приятно. «Мерзни- мерзни, вовчий хвіст».  
Девушка сидела, положив сумочку на колени. Я покрутил ручки термостата, выставив максимум и направив поток воздуха на ноги. Некоторое время молчали, потом я заговорил:
- Мазерати очень хорошая машина, но не привычна к морозам.
- Это ужасно, я так замерзла! И испугалась, - она улыбнулась мне в зеркало, - спасибо Вам.
- Жалко, - говорю,-  что Ваш папа не согласился ехать с нами. Погрелся бы, когда ещё тот сервис приедет?
- Он не любит, когда ему помогают. Сам всегда справляется. - Она помолчала. – И он мне не папа.
- О, - говорю сконфуженно, - простите мою бестактность.
- Не мешает. Можно я закурю?
- Прошу. Но мы уже приехали, похоже.
Я подкатил ко входу в ресторан. Поперек паркинга стояло два БМВ, и несколько парней курили рядом. Открыл дверь и помог девушке выйти.
- Я Вам очень благодарна, - сказала она.  Поклонившись, я спросил, могу ли быть ещё чем-нибудь полезен.
-Нет, нет, все в порядке.  Спасибо.
Сев в машину, отъехал со стоянки. Посмотрел в зеркало, как девушка скрылась за дверью. Парни что-то кричали ей, махали руками. Потом стали громко смеяться в спину. Я достал телефон, и проверил на Фейсбуке статус моего нового друга Николаса.
«Не помню, - написал он несколько минут назад, - такого холодного вечера. Или это часть плана ЕС по экономии на отоплении в Греции?»
 Рядом была ссылка на сайт метеослужбы.  Согласно нашей милой игре в шпионы, которую так любит старина Витторио, -  это значит, что «техничка» забрала Гришин Мазерати. И его самого.  Можно немножко расслабиться.
Я уже выехал на шассе в сторону Волицы. Перед мостом развернулся и покатил обратно в Варшаву. Немного дрожали руки от пережитого волнения, ехал медленно, стараясь сосредоточиться на музыке. И вдруг отчаянно захотелось поговорить. Просто посидеть и поболтать с той девушкой, которую я подвозил. Неосторожно,-  это да, и Витторио расстроился бы, но как он узнает? Должно обойтись. Она очень мила, а у меня нет больше знакомых в этом городе. Петр есть, но ему не до меня. К тому же, если поставить рядом Петра и девушку – даже Витторио меня поймет.
Я свернул к ресторану. Парней не было, БМВ на месте. Вот и милый повод.
Она сидела на столике в углу. Подняла глаза, улыбнулась.
- Извините, - говорю, - мне было немного неспокойно, из-за тех парней на стоянке. Они выглядели агрессивно. Позволите мне выпить кофе с Вами?
Она улыбнулась и кивнула.
- Меня зовут Рита.
- Приятно познакомиться, Рита. Я – Томас.
Рита хмыкнула:
- Это похоже на диалог в группе изучения иностранного языка.
- Начальный уровень,- говорю – Идет ли пани в театр сегодня вечером?
  Она засмеялась.
- Нет пани, сидит в ресторане с малознакомым человеком.
- Это не принято, не респектабельно и предрассудительно?
- Очень даже.  Отличный словарный запас, кстати.  Предрассудительнее некуда.
- Гм. Это такой оборот мне не по зубам, но смысл улавливаю. А если мы пойдем в театр, кино, концерт или лекцию в планетарий?
- Уже лучше, но перед Гжегожем будет неловко.
- А кто это?
- Мой друг. С «Мазерати».
- Ой,- говорю, - беру свои слова обратно. Я о нем забыл. Но сам факт возможности похода со мной в театр, кино, концерт или планетарий пани не отрицает?
- Вам нужно поработать над мягким «Ч». А по сути - не отрицает. Тем более, что вышеупомянутый друг Гжегож бросил меня.
- Как это?
- Вот так. Не звонит, трубку не берет.
-Совсем?
- Нет, сперва наорал на меня, когда перезвонила, чтоб он не думал, что Вы меня похитили. К нему как раз эвакуатор подъехал.
- Были, -  говорю, -  мысли такие -  похитить. Воспитание не позволило, все эти театры, кино, планетарии... Теперь каюсь.
- Так я людей вижу сразу. Вы не такой.
- Послушайте, - это даже немного обидно. Но верно. Вы только не расстраивайтесь, это Ваш друг из-за машины переживает.  Пока не убедится, что его ласточка в порядке – не успокоится, так бывает. Была бы у меня такая машина – я бы тоже очень переживал.
- За меня он, стало быть, не переживает? Я - не ласточка, выходит?
- Ну что Вы,-  говорю, - самая что ни на есть ласточка, непременно переживает, но у него стресс. Это же совсем необычная ситуация – застрять   на машине посреди леса, да ещё в такой мороз.
- Если бы, - вздохнула Рита, - у него это бывает без всяких поломок. И даже часто.
Я не знаю, почему дамы с такой легкостью говорят на личные темы с малознакомыми людьми. Но это факт, и глупо его не использовать для пользы дела. Сочувствующий незнакомец, который к тому же не похитит – что в этом дурного?
- Так Вы ещё раз позвоните, -  говорю, -  спросите - что и как. Ему будет приятно.
-Нет уж, - отрезала Рита. - Я ему не мама. Пусть сам звонит с извинениями. Хоть бы раз подумал о том, что приятно мне.
Передо мной поставили «американку». Добавив молока, я поднес чашку ко рту обеими руками, и смотрел Рите в лицо поверх фаянсовой кромки.  Она курила, глядя в окно. Возникло смутное, едва различимое ощущение, что это лицо я видел раньше. Давно. Очень давно, так что не вспомнить.  Тёмные, спокойные глаза, прямой нос. Жесткая линия рта.
«Да, - подумал про себя, - она не станет обрывать телефон. Неделю точно будет ждать, пока бедный Гриша извинится. Это хорошо, Петр говорил, что больше клиента никто не хватится. С его-то характером…»
Рита, вспомнив обо мне, улыбнулась и спросила, переходя на «Ты»:
- Томас, а ты чем тут занят?
- Называй меня Томом, так привычнее. Я занят приглашением дамы в театр, но пока безуспешно. Видимо все дело в мягком "ч".
- Нет, дело в том, что я не люблю театр.
- Во как, - отвечаю, - я тоже.
- А зачем приглашал?
- Пытался произвести впечатление интеллигентного человека.
- Не получилось.
- А, - говорю ей, допивая кофе, - у меня всегда так. Даже привык. Да ходить в театр недешево, так что экономию навел.
- И как потратишь съекономленные деньги?
- Я на Мазерати начну откладывать. Чтоб в следующий раз впечатление было более благоприятным.
- Мазерати, - это да, - улыбнулась Рита, - Это поможет. Много тебе ещё откладывать?
- Почитай всё. Я только начал.
- Это жаль, я совсем состарюсь, наверное, к моменту покупки.
- Неприятная перспектива, особенно учитывая мой возраст. На Астру ты не согласна?
- Нет, -  она ответила вполне серьезно, - на Астру я не согласна.
- Что же, - я поднялся.  – Пожалуй, придется взвесить, соглашусь ли я на старуху, разбогатев. Так что ты подумай ещё раз, Мазерати у меня практически в кармане.
- Ты что бросишь меня тут одну?
 Я изобразил удивление.
- Но… мне казалось – я навязываюсь с театром, кино, планетарием…  К тому же, если приедет твой Гжегож – может подумать лишнего.
- Было бы неплохо. Могу я просить заплатить за кофе и отвезти меня домой? У меня с собой ни копейки. А сидеть тут и дожидаться, пока обо мне вспомнят, не намерена.
 - Почту за честь,-  и в самом деле хотелось ещё поболтать.  Девушка мне определённо нравилась. – А ты точно не будешь бояться, что я тебя похищу, и потребую Мазерати как выкуп?
- Почему-то не буду. Да и не отдаст за меня Мазерати никто.  Но, все же, расскажи о себе, чтобы спокойнее было.
Пока ехали, я рассказал, что в командировке, налаживаю системы климата в супермаркетах.
Жила она в двухэтажном доме на Урсынове, пришлось ехать через всю Варшаву. Проводив до подъезда, я спросил:
- Тебя тут часто можно видеть?
Зря спросил, потому что Рита напряглась. Нехотя ответила.
- Теперь – каждый день, наверное.  Если не уеду отдохнуть.
Я отступил на шаг и, стремясь загладить неловкость, произнес максимально вежливо:
- Рад был знакомству. Очень приятно было встретить пани.
Поклонился и сел в машину. Рита, после некоторой паузы, подошла и стукнула в окно пассажира. Я опустил стекло.
- Давай завтра позавтракаем вместе?
Я смотрел ей в лицо и думал: - Красивая девушка. Кого же она, все-таки, мне напоминает?
-Отчего же, - ответил, выйдя из машины, - с удовольствием.
Обменялись телефонами, и я уехал, силясь вспомнить, кого мне напоминает Рита.  Не вспомнил никого.
 А напоминала она свою маму. Выяснилось это вечером этого же дня, но обо всем по порядку.
Пока я аккуратно вел машину по полупустым улицам, вяло пререкаясь с нежным голосом из навигатора, звякнул телефон. Пришла СМС с адресом автостоянки и именем охранника, стал у на парковке небольшого бразильского ресторанчика и ввел адрес в навигатор. За широким оконным стеклом мелькнула смело одетая официантка, несущая огромный стейк и пару бокалов пива.   Я проглотил слюну. Захотелось именно холодного пива из высокого запотевшего бокала, прожаренного стейка, овощей и чтобы официантки мне приветливо улыбались. Нервное напряжение обернулось голодом и урчанием в желудке. Вытянул из сумки пару бананов, сел за руль и поехал дальше, стараясь не сосредотачиваться на видении жареного мяса, которое постоянно вплывало в поле моего сознания откуда – то с правой стороны дороги.  Периодически я чувствовал запах пережаренного края, с которого так приятно начать. Какие бананы?
Взяв талончик и въехав на стоянку, опустил стекло. Ко мне подошел невысокий дядечка в черной униформе.
 - Марек? – спросил я, широко улыбаясь. Молча кивнув, он жестами показал мне свободное место у ободранного Мерседесовского фургона с эмблемой курьерской службы.  Поставив машину задом к сетке ограждения, достал из багажника сумку, и забросил её внутрь незапертого фургона. Забрался туда сам, закрыл дверь. Гришин Мазерати стоял мордой к кабине, укрепленный растяжками за колеса и блокированный надувным валом. Передок поднят на двух резиновых подушках.  Я снял пальто, переоделся в рабочий комбинезон, поставил переносной фонарь. Несмотря на пуховый жилет, который я надел под комбинезон – лежать на полу фургона было дико холодно. Чтобы добраться снизу до жгута, пришлось выделывать хитрые телодвижения, то загибая ноги за спину, то поднимая вертикально по стенкам фургона.  А тут ещё этот дрейфующий призрак стейка мешает сосредоточиться. Я вздыхал, тряс головой, пытаясь сконцентрироваться если не на работе, то хотя бы на деталях фигуры официантки. Но зловредный стейк занимал уже почти все поле моего зрения, опираясь на активную поддержку пустого живота. Минут через двадцать я все же закончил. Брызнул на разъемы и место крепления велосипедную смазку. Наскреб пыли из колесных арок, старательно засыпал смазку и несколько раз дунул посильнее. Махнул тряпкой, снова насыпал пыли и снова подул. Стало похоже, что никто в систему не лез. Холодно было уже невыносимо, пальцы скрючивались даже в перчатках. Штатив я оставил дома, потому что в трейлере с ним не развернешься, поэтому поставил компьютер на пол. Подсоединив его к мозгам машины, вынужден был прерваться и накинуть пальто. Зачем я соглашаюсь работать зимой?
Стереть из памяти упоминание об ошибке бесследно не получилось – сбросился и счетчик дневного пробега, я не понял почему. Поставив наугад 43,6 км, я решил, что Гриша не станет обижаться на подобные мелочи, когда машину ему вернут.
    Согласно плану Петра, Астру полагалось оставить на ночь на стоянке. Вызвав такси, я минут десять ждал в машине, включив обогрев на максимум, и бессмысленно глядел перед собой на обложенную бежевой плиткой стену заводского корпуса, который обозначал собой противоположный край стоянки. Прямоугольники плиток кое-где отвалились, маленькие окна забраны решетками. Очень похоже на любой советский завод электроники, – будь то Радиоприбор, Маяк или Радар. Я бывал там на летних практиках, и плитки на стенах были горячими, приятными для спины.  Но вот представить себе смысл десятиминутного разглядывании стен я тогда не мог. Это сейчас нахожу ностальгическое обаяние в кривой эстетике промзон.
В ресторане, куда меня, наконец, привез таксист, было людно. Семьи, компании. С подогретым пивом принесли большое блюдце орешков, которые я проглотил за минуту. После этого принялся за второе пиво, до прибытия стейка добрался до половины бокала. Третий бокал заказал холодным. Хмелел быстро, шум ресторана плавно смешался с шумами в моей голове. Усталость, волнения.  Мясо показалось необыкновенно вкусным, вероятно от голода. Закончив с овощами, я выпил ещё пару пива и позвонил Петру. Согласно планам великого конспиратора мое возвращение в квартиру должно быть обставлено соответствующим образом.
Петр приехал за мной на том самом такси «Мерседес». Протянул надорванный билет, буклетик пип –шоу и маленькую стеклянную бутылку виски, для запаха изо рта. Билеты я засунул в левый наружный карман пальто, позаботившись, чтоб все имели возможность обозревать веселую картинку. Открыл бутылку и стал пить из горла маленькими глотками, ополаскивая рот. Виски был недурен, но после пива и безо льда… Рядом со мной на заднем сидении сидела сильно накрашенная дамочка, в узком бушлате и катастрофическом мини. Всю дорогу она смотрела в окно и молча слушала, как мы с Петром обсуждаем поединок «Легии» со «Спартаком». Зато, когда открыв дверь, я вышел к парадному, – легко выскользнула вслед и с игривым смехом повисла у меня на шее. Я обнял её за талию, но от поцелуя уклонился, брезгливый потому что. Девушка не растерялась и демонстративно облизала мне ухо. После этого упала на заднее сиденье, явив миру крепкие бедра.
После пива и виски мне не пришлось сильно стараться, изображая трудягу – датчанина на излете бурного вечера. Ноги и так не особо подчинялись.  Швейцар заботливо открыл дверь передо мной и проводил к лифту, с полным пониманием и сочувствием.
Войдя в квартиру я запер за собой дверь, повесил пальто, сбросив туфли и носки, постоял некоторое время на прохладных плитках кухни.  Билет и рекламку оставил на полке. Зажег ночник, встал у окна. По улице подо мной двигались машины, деревья в парке покачивались. Ветрено. Но в квартиру шум ветра не проникает, слышно только жужжание вентиляции.
 - Интересно, - подумал я, глядя в фиолетовое небо, - почему Витторио, при всей своей маниакальной секретности, постоянно вовлекает женщин в «прикрытие»? Вернее, понятно почему, но как он добивается, чтобы не болтали потом? Наверное, им врут. Например, этой блондинке можно сказать, что мне надо подразнить другую женщину, или там перед соседями выпендриться, выдавая её за подругу. Масса вариантов. То, что я всякий раз отказываюсь покупать даму всерьез, вызывает определенные осложнения для Витторио. Но я почему-то уверен, что ему нравится сражаться с трудностями, продумывая все эти мелочи.
Спать не хотелось. Приняв душ, я сел на кровати, замотавшись в одеяло. Пощелкал каналы телевизора, остановился на регбийном матче. Поставил на столик бутылку минералки. Стало понятно, что опять не усну. Пошел на кухню и сделал черный чай, некрепкий. Сел у стола, не вылезая из одеяла, достал планшет и полез на Фейсбук, рассматривать Ритины фото.  Обычные фото современной девицы: - сидит, смеясь, на ступеньках крыльца, демонстрирует у бассейна великолепную фигуру, свисает со скалы на страховке, и так далее. Вот стоит у куста роз с мамой. То, что это именно мама – сомнений никаких, те же глаза. Именно те, знакомые мне глаза. Я смотрел на фото и улыбался. Потому что её маму зовут Агата, и вместе с ней я был в Крыму в интернациональной «стройбригаде». В 85м был фестиваль молодежи и студентов, много громких слов и строительство фермы в деревне Куйбышево. Агата была тощим «пацанёнком», выделяясь из толпы только глазами. Мы приехали на грузовике на вокзал Севастополя встречать поляков и чехов. Игнорируя остальных, я взял её рюкзак, в машине мы сидели рядом и пытались познакомиться, используя немногие английские и русские слова.
Полистав, нашел ещё одно фото Агаты, увеличил. Пополнела, несколько резких морщин на подбородке. Глаза все те же – без улыбки. Воспоминания пошли волной, какой там сон.

Иностранцы работали мало, особенно девушки, но все быстро сдружились. Я носил кирпичи и раствор на леса, девушки больше работали в саду. Вечерами мы добывали у добрых местных домашнее Каберне, пели под гитару, играли в футбол или волейбол. Мы с Агатой, да и многие другие, разбившись на парочки, лазили в горы проводить солнце, которое опускалось в далекую синюю полосу воды.  Надо же, я встретил дочь Агаты. И у неё такие же глаза.
 Не желая больше мыслей и воспоминаний, я допил виски и засел с планшетом собирать на экране щиты, доспехи и мечи, по три в клетку. Они превращались в рыцарей, а если грамотно подбирать сыплющиеся с неба апгрейды – то рыцари превращались в паладинов. Набрав целую армию, вызвал на бой злодейского сарацина.  Увы, рановато. На 18м уровне он меня разбил, пришлось бежать обратно на третий. Попробую завтра собрать конную армию и больше лучников поставлю на холме, позади ряда кнехтов. Сарацинская пехота не имеет железных доспехов, ложится под стрелами, как трава, как скошенная трава. «Всякая плоть – трава».
Кто, интересно, выпустил столь толерантную игру в наше время? И как это допустили европейские комиссии по соблюдению прав мусульманского человека?
Название книги Саймака продолжало вертеться в голове. Похоже на цитату из книги Экклезиаста, но там, кажется, чуть иначе звучало. Я порылся в интернете, скачал текст, и улегся в кровать читать, чувствуя, как сон, наконец-то, подбирается ко мне на своих «шести бесшумных лапах».
Утром, сварив кофе, долго стоял у окна, уставившись на градусник.  Минус семнадцать, ну разве так можно?  Снега совсем нет, но и солнце тоже еле видно. Дымка серая такая.  Постоял и все же забрался в душ, бриться не стал. Обдумал вчерашний день -  удачно прошло, похоже, что существенных ошибок не делал. От этой мысли стало спокойнее, я стал планировать свой последний день. Проверил билеты. Можно выехать на Катовицы в ночь, рейс утренний. А сегодня надо будет выспаться. Собрал вещи, избегая резких движений. В голове шумело после выпитого вчера, поэтому я старался сосредоточиться на простых вещах. К сожалению, большой   чехол со штативом придется тащить на себе до стоянки, чтобы упаковать в и не носить сумку туда- сюда из машины.  Проверив ещё раз комнату, включил стерео, нашел приемлемую станцию ФМ, и пошел на кухню делать завтрак.  С поверхностью газовой плиты был сблокирован электрогриль. Нарезал баклажан, несколько болгарских перцев и стал жарить. Когда корки совсем почернели – сбрызнул оливковым маслом и положил отдельно бекон. Выложил на тосты тонкие ломти брынзы, а сверху – овощи и бекон. Взял мельничку и посыпал большим количеством перца.  В машинке оставался кофе, а варить новый лень, поэтому я разогрел чашку в микроволновке. Проглотил все с аппетитом.
Помыл посуду, и снова подошел к окну. Там отнюдь не потеплело. Я очень люблю гулять по незнакомым городам, но сегодня это вряд ли будет возможно.  Что толку бегать от кафе к кафе, втянув голову в плечи и роняя перчатки?  Лучше уж сидеть дома. Почитаю, потом ополчусь на сарацинов.  На обед придется вылезти наружу, продуктов почти не осталось. Потом посплю, - и домой.
О том, что мы договорились с Ритой позавтракать, вспомнил, когда она позвонила. Было около одиннадцати, я шел к стоянке такси.  Машин там не было. Забрать Астру с парковки я не успевал.  И вообще не успевал, а хотелось сделать вид, что ничего не забыл. Побежал к метро, сумка больно лупила по ребрам.  Выскочил на Имелине и сходу запрыгнул в такси.  Позвонил из-под её дома.
Рита вышла через несколько минут, одета в короткое пальто, джинсы и грубые ботинки. Усевшись в машину, переспросила:
- Планируешь выпить?
- А надо? Я с утра не очень способен.
- Тогда почему такси? Или ломаются не только одни Мазерати?
- Я вчера вечером на такси вернулся. Много гретого пива.
- Ну что ж, ограничимся кофе.
Она назвала адрес водителю, терпеливо ожидавшему конца нашей беседы.
Ресторанчик находился в торце серой пятиэтажки. Снаружи унылый, он оказался вполне уютным. Ничего лишнего, и приятно пахло жареными кофейными зернами.
- Вручную варят, - заметила Рита в ответ на мои принюхивания. – И готовят хорошо.  Я зачем тебе такая громадная торба?
Я смутился, но поведал правду, пристраивая сумку у ног гардеробщика. Что думал забрать машину со стоянки, но не успел. Но это хорошо, потому что, если пани откажется в очередной раз идти со мной в театр, планетарий или на стадион - я приглашу её на базар. С такой-то сумкой – это в самый раз получится.
Мне было приятно общество Риты. Надо признать, она эффектнее своей мамы, лучше фигура, не так резко очерчены крылья носа. А глаза такие же.  Скулы округлые, это, наверное, от отца, потому что у Агаты они были шире, и угловатые.
Премило болтая о погоде, я все чаще замолкал, рассматривая её лицо. Видимо, это Риту это не смущало, и мы неторопливо говорили об учебе и всем на свете.  Нас ничего не объединяло, но не было также и поводов для изоляции. До завтрака я выпил большую «американку», после завтрака снова, непонятно уже зачем. Мне же днем отоспаться надо. Просто не хотелось уходить, но, все же, надо было.
- Пожалуй, мне пора, ещё собраться на самолет. Спасибо, что ты согласилась позавтракать со мной.
- Мне показалось, - ответила Рита, - что это ты согласился.
 - В устах красивой пани – это комплимент. Но неправда.  Ты забыла, что у меня нет Мазерати.
- Это тебе вредит. Уверенности недостаточно.
-Гы-гы, -  говорю с присущей мне изысканностью манер. – А если быть нахалом мне не к лицу? Но сказал же, что буду копить. Ты, главное, к тому времени не растолстей – что за удовольствие видеть толстуху, которая к тому же шепелявит?
Я попросил счет и чтобы нам заказали такси.
- Ты интересный тип, - заметила Рита, допивая кофе. – Все время говоришь нелепые вещи, и смотришь на меня странно. Но это не обижает.
- Это, - отвечаю, так же прикладываясь к своей чашке, - исключительно по причине врожденного такта и остроумия.
- Гжежож извинился? – спросил уже в такси.
- Нет, - Рита посмотрела на ногти, подняв ладонь к лицу. - И я решила дать ему отставку.
- Потому что у него Мазерати поломался?
- Нет, надоел просто. Мазерати в городе много. И не факт, что все мужики в них – уроды.
 - Не факт, -  подтвердил я, открывая дверь и подав Рите руку. – Есть очень достойные типы.
- Тебе-то откуда знать?
- А, - говорю, - я сам уже практически, один из них. Сколько там осталось до той Мазерати. Ты, главное, береги себя и не впадай в маразм к тому времени.
Она улыбнулась и уже подала руку для прощания, но вдруг застыла, глядя в сторону. Я перевел взгляд и увидел, что к нам приближается мужик в синем пальто. На вид - преподаватель университета, даже походка такая. Усы, рыхлое лицо.  Было видно, что его появление Рите неприятно, лицо натянулось.
- Подожду в такси, - сказал я, - не прощаюсь.
Сев в машину, попросил водителя проехать метров двадцать и остановиться. В зеркало было видно, что Рита и мужчина некоторое время разговаривали, потом он поцеловал руку и пошел по дорожке вправо. Я вернулся. Рита стояла, не двигаясь.
- Неприятный разговор?
- Да, странно. Это знакомый Гжегожа, дозвониться не может. Выпытывал, не знаю ли я куда тот подевался.
- И что ты сказала? - я старательно выговаривал слова, чтобы не выдать своего интереса.
 - Чтобы он катился со своим Гжегожем, потому что я за него не отвечаю.
- Вот – говорю я, - это правильно. Если неприятный, – так нечего с таким вообще разговаривать.
- Что ж, -  Рита улыбнулась, - остается только общаться с приятными. Будешь в Варшаве, звони. Даже без Мазерати.
- Это придает уверенности. Непременно. И ты. Даже когда зубы выпадут.
Она ткнула меня кулаком в плечо и пошла в подъезд.
Прыгнув в такси, я припоминал девушек моих знакомых, из тех, кто владеет роскошными машинами. Пожалуй, Рита из них самая милая. Агате стоило бы научить дочь быть серьезнее с отношениями.  Гриша этот, катастрофа просто.
Остановившись на светофоре, таксист сказал мне:
- А тот пан едет за нами. Не спешите оборачиваться – он в черном «Пежо». Вы будьте осторожнее – ревнивцы способны на глупости.
Я проглотил ком в горле и подумал: теперь-то Витторио точно не обрадуется. Он помешан на скрытности, если пронюхает - работы мне больше не видать.  Зря, все-таки, я завтракал с Ритой. Надо попробовать выпутаться самому, без помощи Петра. Не может у этого типа ничего на меня быть, кроме разговора с девушкой Гришы.  Надо поговорить с ним, убедить, что  я очередная жертва её красоты, не более. А ещё лучше – оторваться.
- Да, - говорю таксисту, - это её старый. Вы меня, пожалуйста, высадите у метро, где парковки нет. Не хочу неприятного разговора.
- Конечно, но сначала надо сумку забрать из багажника.  Вы сидение сложите и втяните в салон, чтобы не останавливаться.
Выходя, я сунул водителю 100 злотых, хотя на счетчике едва половина этой суммы. Он мне отсалютовал рукой и рванул машину с места в левый ряд, перекрыв дорогу нескольким авто за собой, в том числе и длинному черному седану Пежо. Завизжали шины, дудели клаксоны, и уже входя в подземный переход, я заметил, как мой таксист невозмутимо катится по левому ряду, а черная машина с рывком устремилась на зону парковки.
Пройдя станцию метро насквозь, я вышел с другой стороны и зашел за ближайшую многоэтажку.  Поставил сумку на лавочку, достал телефон, пытаясь сообразить по навигатору, как проще выйти к стоянке таксомоторов. Решил идти дворами к улице Бартока, а там уже искать такси. Надо только сумку перепаковать. Штатив длинный, мешает. Я спокойно открутил ноги, стянул липучкой, длинную центральную стойку положил ближе к краю. Она – самая тяжелая, кусок стальной трубы. Это чтобы штатив был устойчивым, но носить жуть как неудобно.
Сумка стала короче, я повесил её на плечо и пошел вдоль дома.  Повернув за угол - столкнулся лицом к лицу с тем неприятным типом.  Я аж подпрыгнул от неожиданности, а у него лицо не изменилось, словно ждал меня увидеть.
- Прошу пана на несколько слов.
Выглядел запыхавшимся, видно нарезал круги  вокруг метро. Вот невезуха.
- Я - говорю, - иностранец, прошу на английском.
-Конечно, - акцент был сильный.  – Давайте зайдем в кафе.
- Нет, если у вас есть что сказать – говорите здесь.
Он с ходу стал мне угрожать на плохом английском и потребовал, чтобы я не подходил близко к Рите. Я намеревался именно так и поступить, но согласиться сразу было бы подозрительно. Меня и стращать ещё не начинали всерьез.
 -Это,- говорю надменно, - мое личное дело и я не намерен обсуждать мою даму с посторонними.
Это вот «мою даму» ему сильно не понравилось, морда перекосилась. Но я не стал дожидаться продолжения, развернулся и пошел вдоль строительного забора.  Человек, не сказав ни слова, шел за мной. Пока я намеревался дойти до таксомотора и сделать дяде ручкой – забор закончился, мы вышли на пустующую стоянку у дома. Она была обсажена высокими кустами. Похоже, мой преследователь знал это место, потому что резко ускорился, догоняя. Я расстегнул сумку, и отскочил, когда шаги приблизились вплотную. Дядя сделал по инерции шаг вперед, и развернулся. Я уже бросил сумку на землю и стоял, выставив трубу штатива перед собой. Вероятно, злой дядя подумал, что это легкая алюминиевая трубка, именно так она и выглядела. Он согнулся и беспечно бросился на меня, прикрываясь от удара рукой.  Я отпрянул, с оттяжкой ударив по правой руке кончиком стойки.  Попал чуть ниже локтя, человек вскрикнул и прижал локоть левой рукой.
- Дистанция, - вертелось в голове, - надо держать дистанцию.  И бить по бокам, чтоб не задеть голову. Летальных исходов тут нам не хватало.
Несколько секунд мы перетаптывались у куста, как два драчливых школьника на заднем дворе. Я уже решил было сделать выпад, как он прыгнул на меня, выбросив левую руку вперед.  Выглядело это совсем по-дилетантски. Сразу успокоившись от осознания своего тактического и интеллектуального превосходства, я   легко ушел влево, получив слабый толчок в бок. И ударил дядю штырем сбоку по колену с хорошим размахом. Нога надломилась, человек растянулся на бетонных плитах. Тут я заметил в левой руке лезвие ножа.
-Ах ты…, - блеск металла привел меня в бешенство, прыгнув вперед, ударил несколько раз перекатывавшегося по полу противника. Он только вскрикивал, но попытался встать, опираясь на левую ногу. Размахнувшись, я долбанул по ступне, прямо по шнуровке ботинка. Хрустнуло, человек опустился на бок и завыл, схватившись за ступню. Теперь не догонит. Отпрыгнув, я подхватил сумку, и стал пятиться, не поворачиваясь спиной к катающемуся по бетонным плитам дядечке. Вдруг он, повредившись от боли, бросит нож в спину?
Отойдя за куст я застегнул сумку и побежал вдоль забора, переходя на степенный шаг во дворе того самого дома.  Верхняя пуговица пальто отлетела, на правом боку – дыра на талии. Черкнул. Пришлось перевесить сумку на правую сторону, чтобы прикрыть прореху.  Ощупав бок, пошел к метро, приводя в порядок дыхание. Оглянувшись по сторонам, сел в такси и поехал в аэропорт. Там сходил в туалет, спустился на уровень прилета и поехал домой на другом такси. Витторио может быть довольным.
В квартире снял пальто и осмотрел дыру. Приметная, надо будет надеть куртку, а пальто выкинуть в бак на трассе, подальше от Варшавы. Сунул в пакет. Свитер тоже порван, рубашка цела. Но мокрая от пота.  Вздохнув, я полез в душ, и только там меня стало колотить от страха. Буквально, - руки тряслись, в животе ком и колени подгибались.  Скорее всего, человек хотел порезать мне руку для острастки, но десяток сантиметров левее… Сильно билось сердце, воображение рисовало, как холодное железо входит внутрь.  От страха хотелось спрятаться. Залезть под землю и стать незаметным, как микроб. Казалось, что за каждым углом варшавских домов меня теперь караулит человек с ножом. Не будучи в состоянии справиться с волнением, я вытерся и запихнул в себя успокоительное. Сел на диван, сосредоточился, приводя доводы, что поводов для паники нет. Их и на самом деле не было, но это как раз приходилось себе доказывать.
 В этот момент зазвонил телефон. Я подлетел, наверное, на полметра. Схватил мобильный, но вместо низкого злодейского голоса услышал Риту:
- Извини, что беспокою, - у тебя все в порядке?
- Все, - отвечаю, - чудесно, я дома. А почему спрашиваешь?
- Мне Богдан звонил только что, ну тот, с усами. Про тебя расспрашивал, не могла отвертеться. Совсем уже с ума посходили вместе с Гжесем своим. Я ему не собственность!
- Так что ты ответила?
-  Ну… сказала, что ты мой друг из Америки. И пусть проваливают оба. Так он стал кричать, как сумасшедший! Такие слова говорил… что я … что доберется до тебя, и тебе конец! Он страшный человек, я знаю!
- Рита, - перебил я её, - это он тебя пугал, чтобы ты за Гжегожа держалась. Он же слуга, ему платят. А до меня ему дела нет, просто чтоб не вертелся под ногами. И ещё, мне приятно, что и ты назвала меня другом.
- Мне страшно, - сказала Рита помолчав.
 - Ну, это нервы. Он на тебя орал, грубиян.
 - Нет, здесь что-то другое. Я чувствую, не понять не могу… Ну ладно, рада что с тобой все в порядке, а то уже напридумывала себе. Точно нервы. Но все же будь осторожнее.
- Хорошо, - говорю, - хотя ничего страшного нет. Ты держись от этого типа подальше, береги себя. Особенно зубы и фигуру, я тебе говорил.
Она засмеялась.
- Я к маме еду на недели две. Посижу одна, подумаю, как дальше быть.
- А где у нас мама?
- В Тарнове.
 - О,- говорю, - тогда маме привет! Передай, что она очень красивая.
- Непременно передам, ей будет приятно. Особенно если учесть, что ты её в глаза не видел.
- Мне хватило тебя.
 - Ну, счастливо. А мама лучше, тут ты угадал.
- Не сомневаюсь. - У меня есть слабость: затягивать прощания, особенно последние. Пришлось взять себя в руки,
Я попрощался и отключился. Снова сел к окну, прикинул в уме даты. Получилось, что двадцать шесть с половиной лет назад я тоже затягивал прощание с её мамой.  На вокзале Севастополя было людно, поезд на Киев вот-вот должен покинуть платформу, студенты высунулись из окон и махали, прощаясь, а мы все стояли рядом с проводником, держась за руки, и молчали. Оба понимали, что расстаемся навсегда, да и не связывало нас ничего, кроме трёх десятков дней на стройке коровника, кроме двух десятков вечеров в этих холмах. Ещё два дня на пляже, куда нас возил колхозный автобус. Но было грустно, так грустно, будто завтра нам всем умирать. Агата отняла у меня руку и зашла в вагон, когда проводник уже намеревался поднять ступеньки, поезд сразу поехал. Она не успела дойти до купе, чтобы помахать в окно. И я решил догонять. Поймал машину до станции Инкерман 1.  Частник запросил не очень дорого, рубля три, но мчался как сумасшедший. До сих пор чувствую благодарность к тому седому дяденьке. Выбежал на перрон минут за пять до прибытия поезда, обломав по дороге белую цветущую ветку с куста. Подбежал к останавливающемуся вагону, забросил ветку в открытое окно.  Мое появление вызвало шумное одобрение поляков, на перрон выскочили и ребята, и девушки. Хлопали по плечу, обнимали, словно вернувшегося из космического путешествия.  Кто- то выбежал с открытой бутылкой водки, и я был обязан выпить с парнями «на здровье». Все это очень мешало, потому что Агата стояла в тамбуре и плакала. Она не вышла из вагона. Стояла и смотрела, а слезы лились из этих глаз, такой необычной и запоминающейся формы.  Бестактные братья по соцлагерю не обращали на неё внимание, орали и пили.  Проводник суетился, пытаясь загнать всех внутрь, поезд стоял всего несколько минут.  Я вскочил на ступеньку и взял Агатину руку, мокрые холодные пальцы ускользнули, она отвернулась и пошла в купе.  Я растолкал всех и подошел к окну, поезд уже катился, и мне пришлось бесконечно долго прощаться с запрыгивающими в вагон. Глаза Агаты медленно проплыли у меня над головой, я ещё бежал за вагоном, пытаясь до-сказать что-то  важное, но скоро отстал. Агата молчала, и плакала, не двигаясь, а в последний момент послала мне воздушный поцелуй. Добежав до края платформы, я ещё некоторое время видел её руку, но вот поезд качнулся вправо, и рука исчезла.
Мало соображая, я шел вверх по улице Линейной. Смеркалось, в тени деревьев было совсем темно. Я глотал слёзы и не мог себе представить, как жить дальше. Мир, оставшийся мне, не стоил руки, высунутой из вагона. Впав в оцепенение, опоздал на автобус, и бродил по улицам бесцельно. Хотелось есть, но все магазины и кафе были закрыты. Меня остановил патруль. Я показал студенческий и пропуск, выписанный в сельсовете, врал, что отстал от группы и опоздал на автобус. Севастополь был тогда закрытым городом, патрули были доверчивее, и куртка с нашивками стройотряда помогла. Меня отпустили под честное слово не шататься по городу, и я лег спать во дворе на скамейке, подальше от людей. Уснул быстро, а проснулся около четырёх от холода. Пошел на автобус, собирал вещи, ехал с ребятами в общагу. Все было, словно не со мной.  Боль от расставания оставалась почти несносной до следующей весны. Я сам себя раздразнивал письмами, мечтами о поездке в Польшу, о случайной встрече, о стройотряде на следующий год. Потом история Агаты плавно перешла в разряд воспоминаний. Но не отпускала много лет, накатывалась неожиданно, перехватывая дыхание видениями летних ночей.  Как много было чувств и как они сильны.  Вряд ли теперь я бы так смог. Это было, пожалуй, самое затянувшееся из моих прощаний.
                              *                        *                      *                             *    
Спустя два года я увидел Риту на весеннем слете олдтаймеров в Будапеште, куда приехал повидаться с клиентами, завести новых знакомств, предложить услуги. Мой Форд участвовал в  драге, который экспромтом затеяли на взлетной полосе старого аэродрома в Будаорше.  За рулем сидел сын Ласло, я же болтал с его отцом за столиком под зонтом. На солнце было жарко, хотя только начало марта. Усидели уже вторую бутылку «Эгри», и мир казался мне удивительно цветным, приветливым и уютным. Как на иллюстрациях к детской книжке.
  Ласло лениво отпускал колкости на счет участников, которые толклись у своих авто в ожидании стартов.  Тут я и увидел Риту, - она подошла к оранжевому Поршу.  Беременная, месяце на 7м. Водитель Порша – невысокий плотный парень, заметно волновался. Хмурил брови, норовил что-то поправить на панели приборов.  Тем не менее, очень заботливо и без раздражения разговаривал с Ритой, один раз даже отвлекся и помассировал ей поясницу.
- Это кто такой, - спросил я у Ласло, ткнув пальцем в Порш.
- Аа,  Марек его зовут. Из Катовиц, кажется, на 3М там работает. Водитель так себе, но парень хороший. Мы с ним рыбачили в Норвегии на яхте. Год назад женился, везде вместе катаются. Представить тебя?  Его GT уже не новый, давай порекомендую тебя.
- Не, - улыбнулся я. Настроение поднялось, будто удачно пристроил замуж непутевую дочь. Значит, «чужая радость ещё осушит наших слёз», и это славно.  – Не хочу. Выпил уже изрядно, язык не работает. Распугаю клиентуру. Давай-ка мы лучше за их здоровье пропустим ещё по бутылочке. Вино очень хорошее.
-Ты, конечно, гнусный оккупант, агент КГБ, и всё такое,- поведал мне Ласло с одобрением, - но иногда говоришь дельные вещи.  Супериор ноль четвертого года - отличное вино.
Я переставил кресло на солнце, надел темные очки, натянул кепку на лоб. Ласло смотрел на все это с сомнением.
- Тебя так скорее развезет.
- Сегодня, - я поднял бокал и посмотрел на солнце сквозь вино,-  можно развозиться. За подрастающее поколение!
Ласло хмыкнул, и обернулся на сына, который возился с застежкой шлема.
Я сделал большой глоток, заложил ноги на стул напротив, запрокинул голову и обмяк под теплыми лучами.  Небо было очень синим, холодным на вид. Над горой у телевышки летели журавли, около 20ти птиц вытянулись клином.  Рычали моторы, но ветер относил звук в сторону. Он имел запах проснувшейся земли.
«Весной - хорошо», - подумал я, и успел поставить стакан на столик, перед тем, как задремать.
Варшава - Киев, Сентябрь 2012

Законы физики





Тоника выперли с работы в среду 23го марта. Естественно, вечером он был у меня, прижимая к боку картонный цилиндр с надписью Chivas Regal.
- Вот, - говорит, - собаки бешеные. Ни чести, ни совести.
- Капиталисты, -  подливал я масла в огонь беседы, с нетерпением поглядывая на цилиндр.
- Хуже, - не реагировал черствый Тоник, – быдло борщаговское. Может, все-таки, пригубим по этому случаю? А то ты так и будешь до утра резину тянуть.
Я немного опешил, но виду не подал:
-  Стоит того. А зачем купил такой дорогой, в упаковке? Ты ж без работы, экономить надо?
- Ну да, на здоровье экономить... я лучше машину продам.
Я задумался. Виски, он конечно хорош, но чтоб так радикально... И про здоровье у меня другие понятия.
Антон  тем временем разносил в пух и перья руководство «Иннуит консалтинг». Я поддакивал, а когда в стакане стало пусто, спросил:
-Антуан, ты ж там четвертый год резюме свое гробишь, чего ты от них ждал?
- Выходного пособия, - заявил Антон, не задумавшись ни на минуту. - Ни копейки не дали. А ЗП было в конверте.
- Сбережения есть?
-Не так чтоб, - он многозначительно посмотрел на бутылку.
Тоник  - человек очень добрый, но и балбес абсолютный. Законченный, доработанный балбес, готовый персонаж для французской комедии восьмидесятых.  Таких получается жалеть далеко не всегда, но виски смазал механизмы милосердия, и я почувствовал острое желание помочь.
- Слушай, я, конечно, понимаю, что это не твой калибр, но может быть… чтоб перебиться… пойдёшь со мной шабашить? Деньги не то чтобы, но с голоду не подохнешь в поисках работы.
- Да я, собственно, - улыбается Антон,- за этим и пришел. Работать хочу, понимаешь. Законы физики, никуда не деться.
«Законы физики», - это его любимая поговорка, лепит где надо и не надо.
-Ну, - я поднялся, бросил льда в стаканы. – Добро пожаловать на борт, сынок!
Проводив его на маршрутку, дал небольшой круг по дороге домой. Стемнело, ветер был очень теплый, и вовсю голосили прилетевшие птицы. Я шел, подковыривая ногами черные ледышки, которые ещё попадались у края тротуара. Думал о Тонике и его перспективах.


 Познакомились мы в кафе офисного здания, на предыдущей работе. В обед мест за столиками было мало, он подсел ко мне. Первое мнение составилось по куртке – бесконечно кожаная, с меховым воротником. Я это дело не люблю, сам Гарри Купер в такой курточке сойдет за пацыка, сидящего на корточках у подземного перехода, с пластиковым стаканчиком кофе и сигаретой в одной и той же руке. Антон - не Гарри Купер, поэтому я был неразговорчив. Он же – напротив. И мнение мое изменилось, Тоник от природы способен располагать к себе. В нескольких фразах проявился человек с хорошим вкусом. Но молодой - незрелый, надеющийся успеть за модой. Отсюда и курточка, и черные квадратные RADO на руке.  Кстати, потом выяснилось, что часы – оригинальные, а не копия за 200 долларов, признаюсь, была такая мысль. Но Антуан не терпел подделок.  Он вообще много чего не терпел. Я же – наоборот. Тем не менее, подружиться оказалось не сложно да и не долго. Я работал на 5м этаже. Антон -  на 8м, часто заходил поболтать за чашкой кофе. Обедать ходили вместе. Менялись дисками. У него было много хороших СД брит-попа, у меня – ритм енд блюз и хард. Начали просвещать друг друга потихоньку. Сперва Антуан опешил от моего пристрастия к винилам, и решил это дело искоренить.
-Цифровой звук в тыщу раз чище! Это - законы физики!
Сказано было с апломбом. А ирония в том, что я шесть лет протирал штаны за изучением электротехники с акустикой, а Тоник имел свою тройку по физике в пединституте, факультет иностранных языков.  Оно меня будет учить законам физики?
   После долгих и агрессивных споров о качестве аналогового и цифрового звука, рисовании на салфетках графиков оцифрованных и аналоговых сигналов, Тоник не сдался, но пришел к заключению, что сам конверт, пластинка, и процесс переворачивания – это стильно. И купил себе вертушку Харман Кардон, подписался на некоторые издания. Если я не брезговал покупать попиленные диски с рук, и вообще не платил за винил больше 100 гривен, (а ещё сохранил коллекцию с 80х), то Тоник заказывал диски в "Джеме", гривен за 300-500.
 Со временам в общении появилось больше простоты, и осмелевший Антуан стал давать мне советы в выборе одежды. Оказывается, его давно тяготил мой вкус, точнее отсутствие такового (по Тониковским меркам).  Ненавязчиво, вроде невзначай, заходил и предлагал съездить за дивным шарфиком в Дримтаун. Или галстук приносил и распечатку как завязать полувиндзор. Он любит толкаться в магазинах, я – терпеть этого не могу. Поэтому галстук купил. И шарф купил. И перчатки. И жилетку. А со временем -  плащ и пальто. В общем, - он замещал мой апатичный вкус к одежде. До этого директором по стилю была жена, она попервах оценила шарф скептически. Яркий слишком, говорит, ты же такое в жизнь не одевал. Потом подумала и одобрила. С тех пор я слепо доверял вкусу Тоника. Упирался иногда, не будучи в состоянии переварить кожу и меха. И слишком узкие джинсы желтыми пятнами. И облегающие футболки. Антуан все это запомнил и учитывал. Ему нравилось опекать меня, как стилисту. Мне же было удобно. На том и сошлись. Единственное исключение – обувь. Тут я настоял на своем.
В общем, как и положено противоположно заряженным частицам, - мы с Тоником находили радость в общении, в гармонии с изысканными требованиями законов физики.

Несколько раз мы встречались семьями. Ходили в кино, гуляли. Молодые пары вообще благоволят к семьям со стажем, так что было мило. Единственное, что мне мешало, это манеры  жены его, Риты, взращенной в семье   киевского истеблишмента. Иногда клинило от снобизма. И, по-видимому, взаимно,  – от моей неотесанности.
Они были славной парой, но развелись полтора года назад. Антон в одиночестве продолжал поддерживать со мной отношения, даже когда меня турнули с работы. Заезжал, вытаскивал в город на кофе. А теперь вот и он оказался без дохода. Мой черед его веселить.


Наутро Тоник подъехал ко мне под дом на своем Ниссан Армада.
- Мило, - засмеялся я. – Мне, пожалуй, платить перестанут, если  помощник на таком авто ездит.
- А ты на чем?
- Я, - говорю,- на велосипеде. Уже год как.
- Ах да, я ж забыл. Велосипедом - романтика! Но на велике с Позняков сюда мне не доехать. Машину в лесу спрячем.

В то время я был вольноопределяющимся садовником в нескольких коттеджных городках за дамбой Киевского водохранилища.  Мне нравилось. То есть среди заказчиков попадались ещё те типы, но я мог отказать, сославшись на занятость. В том и преимущество свободного художника, зачем  тратить жизнь на уродов? Очень помогала репутация ландшафтного инженера – даже за подметание дорожек платили существенные деньги, не то, что чернорабочему. Уж очень "инжинеристо" я их подметал. Да и "ландшафтно" весьма. Куда тем нигилистам с метлами браться.
Весной и осенью получалось больше, чем было на «настоящей» работе.  Зимой работы мало, в основном консультации по планированию парков, садиков, лужаек. Дело нехитрое, выступал я в роли «предварительного консультанта», потому что хозяева усадеб меня знали, и можно было комфортно общаться. Помогал «оформить» желания в максимально понятный дизайнеру заказ. За год ко мне привыкли, во всех трех поселках были постоянные клиенты. Это ж не то, что пустить во двор постороннего дядьку с сумрачной рожей. Кстати, физиономия моя тоже не из Диснейленда, поэтому клиентами я дорожил. Старался. И беспокоился, что отсутствие навыков у Антуана негативно скажется на репутации фирмы. Тут ведь не до обучения: не успеешь обкопать косточковые одному хозяину - следующему уже надо художественно подрезать живую изгородь, или там задний двор перепланировать, чтоб тень на помидоры не падала. Большинство моих клиентов обожали выращивать именно помидоры.
По дороге я заготовил речь для нового напарника, чтобы, не обижая, попросить его поменьше делать в первые дни. Побольше смотреть.


Надо сказать, что с момента начала нашего совместного труда Антон, к его чести, не делал ничего и без моих речей. То есть – принципиально не работал.  Привозил меня, смотрел несколько минут, иногда подавал или держал рулетку, сматывал шланг. Затем шатался по улицам, болтал с хозяевами, или спал на свежестриженой лужайке.
- Скучно, девушки, - сказал в ответ на мое недоумение. То есть мы расходились о взглядах не только на здоровье, но и на работу.
Это меня тоже сковывало сначала, не только в части тяжких мыслей о разделе гонораров, но и потому, что приходилось пояснять наличие помощника. Особенно такого хваткого. И я придумал, что Тоник – писатель. Будет писать книгу о садовниках. Материал собирает.  Идея не моя, изворотливый Шницель когда-то сподобился.  Как ни странно – сработало, а чтобы я не чувствовал себя обманщиком – Антон пообещал написать очерк. Для себя. Потом. Когда-нибудь.  Если захочет. Или я за него напишу.
 Мы даже «Армаду» прятать перестали, тем более что её заметили почти все уже. Антона периодически приглашали на чай хозяева, и он ходил. Болтал обо всем, расспрашивал, зачем прибегают к моим услугам. Щеки свои надувал писательские, пока я шуровал дрыном в очередном забившемся дождевом сливе. В принципе, это было очень даже неплохо в смысле репутации фирмы. Гонорары садовника с личным писателем вырастают. Несолидно мало платить, ещё в книгу попадешь, в качестве плохого примера.
К слову - моя дочь, когда пошла в школу, в один октябрьский день вернулась домой очень гордая собой.
- Мама – заявила с порогa, - меня сегодня в школе в пример приводили!
- Ух ты, умничка, - обрадовались мы, - расскажи подробнее.
- Ну, завуч сказала на линейке: «А младшекласникам не надо носиться по коридорам, как это, к примеру, делает Олеся.»
Но не всем приятно быть подобного рода примером, посему к Антону хозяева поворачивались своей положительной стороной.
 Вынужден признать, что Тонику очень к лицу творческий имидж. Не напарник – загляденье. Ум, ирония, всех насквозь видит.  Часто мне стоило большого труда спрятать улыбку после очередного пассажа. Опасность, однако, была в том, что Антон за всю жизнь прочитал всего несколько художественных книг. «Я, - говорит, - телевизор смотрю».  Хотя, всякой спец. литературы он перелопатил горы. Клиенты тоже глаза чтением не портили, поэтому Антуан находился в безопасности.
 Скоро богемный помощник садовника свел дружбу с хозяевами некоторых усадеб. Стал ездить на рыбалку, или ходить в субботу под парусом по водохранилищу.
После чаепитий с клиентами Антону очень нравилось называть меня «гарсон». Денег за работу он не брал с меня ни копейки, кстати, даже за бензин.
- У меня, гарсон, такие принципы.
- А жить на что будешь?
- Жить буду в кредит пока.  Если ничего путного не подвернется – машину продам потом. И пойду в дауншифтеры. Фи, гарсон, у тебя черное под ногтями...

В целом нас можно было назвать «эффективным тандемом». Очень естественно все получалось, если не знать того факта, что один из нас – полный бездельник, но для иных тандемов только этого и надо.
 Но я-то этот самый факт знал хорошо, и смириться с таким положением вещей не мог.  Вдруг он использует меня, чтобы втереться к людям в доверие, а потом всех сразу ограбит? Мысль была, конечно, совсем идиотская, не тот Антон человек. Но и бездельничать таким вычурным образом не в его стиле. И я решил вывести автора на чистую воду.
 - Тоник, - говорю строгим голосом. Это после четвертой недели размышлений. – Признавайся, чего тебе тут надо? Только давай прямо, как родному.
 - Изволь, - сказал Антон покровительственно, и задумался надолго.  - Без стакана сухого пояснить не смогу. А я за рулем.
- Обойдешься кофе, давай сворачивай, тут на развилке кафе.
- Гарсон, -  писатель Антон посмотрел на меня укоризненно. – ноги моей не будет в забегаловке, куда заходят люди в мятых шортах вкупе с черными носками. Поехали на Минскую. Я привезу назад, не боись.
Пресекая возражения, он добавил громкости музыке. Подумав, я решил не протестовать против увоза доброго молодца. Хотелось разобраться. Да и Killers мне нравятся.
В кафе Тоник долго мыл руки, отвлекался на разговоры с официантками, поэтому я повторил вопрос.
- Эх, - крякнул Антон, - не охота... но изволь. Я хочу изучить твою модель жизни.
- Что за бред?
- Ну вот. Не бред. Понять, почему ты живешь именно так, а не иначе. Чем руководствуешься при выборе, как принимаешь решения. Вообще - как ты делаешь свою жизнь?
- Ничего я не делаю, не темни. Живу, как получается.
- С определенной точки зрения – получается хорошо. Замечательная жена, прекрасные дети. Взрослые вполне. Выглядите вполне довольными жизнью.
- Ну, это ж не моя заслуга. С женой – повезло просто, с дитями тоже. Остальное - законы физики, как ты говоришь.
- Не скажи. Жена именно тебя выбрала, дети растут в твоей семье, ты на них влияешь. Ты выглядишь счастливым человеком. По меньшей мере, по сравнению со мной.
- Это, - проговорился я, - исключительно по той причине, что ты полный балбес.
Антон скривился и замолк, а я задумался. А ведь его правда – хороший был год. Спокойный, радостный, не смотря на шатания с работой.
- Это верно. Мне хорошо. Но я не знаю почему.
- Оставь, - заулыбался Тоник, - искать ответ специалисту. Твое дело – быть счастливым и все.
По дороге назад я молчал и думал – раз Тоник хочет меня изучать – на здоровье. Только ведь это не ответ на мой вопрос. Изучать можно и не возя на работу. Но от велосипеда болит колено. И не только. А в Армаде – красота. Чего мне париться, ему надо – пусть возит. Я себе буду счастливым, хотя бы от этого факта.

Так мы и коротали весну.  Антон исправно привозил меня на работу, и валял дурака весь день. Я по-прежнему не понимал, зачем ему это на самом деле. В ответ на мое очередное недоумение он высказался:
- А мне приятно чувствовать себя при деле, - нахально заявил Тоник, - это раз.  И места здесь – шикарные. В общем, - я на курорте.
Обедали мы вместе, и это, надо заметить, куда приятнее, чем одному. На обед жена готовила нам бутерброды и салат.  Несколько раз Антон вдохновлялся и делал шашлыки, костер разводили за забором поселка. Мне на этот случай выдавалась фляга с Каберне, Антуан пил чай из термоса. Потому как был за рулем.

- Я - твой бесплатный водитель и повар. Радуйся, и не приставай с глупыми вопросами. Ты, гарсон, вообще бестактный какой-то.

Это он к тому, что я не оставлял надежду разобраться. Не покидало ощущение, что тут нечисто. Тем более, что со временем Антуан начал "портиться", превращаясь из добродушного весельчака в неудовлетворенную личность. К началу июня немного заскучал. Стал больше молчать, раздражался невпопад.  Видимо, никак не мог найти мой секрет. Я повторял снова и снова, что секрет как раз в отсутствии секрета, но этот философ не сдавался. Иногда вел себя совсем чудно. В пятницу, когда я после работы вернулся к машине, Тоника видно не было, джип заперт. Целый день я стриг кусты, придавая форму животных, а также геометрических фигур. Ноги гудели, и я присел на бревно под деревом. Вечер не принес прохлады, птицы голосили и сильно пахло лесом.
- Ну и прическа у тебя, если смотреть сверху,- произнес голос из кроны дерева надо мной. - Я, пожалуй, буду звать тебя "Рапунцель".
-Ты зачем туда залез? - удивился я. - Инстинкты?
- Видимо они,- Тоник тяжело спрыгнул с нижней ветви. - К тому же оттуда открывается дивный вид.
- Не смеши меня, это дерево ниже соседних. Что оттуда разглядишь?
- Законы физики разгляжу. И твою плешь. "Сяйво лий своє..."- заголосил он дурным голосом, уже в машине. Я поспешно включил магнитолу, но Тоник продолжал петь всю дорогу, перекрикивая группу "Eagles", а потом, разойдясь,  и красавчика Холдера из «Slade». А это не всякий сможет.

Назавтра приезжала жена, и Тоник непременно хотел помочь мне ее встречать на автостанции. Это было замечательно - я уж год как без машины, а сумки родители передают - будь здоров. Потом он таскал сумки наверх, после пили чай. Затем ему бы уйти, наконец, но Тоник все не уходил, а сидел, стремительно грустнея. На него это было непохоже, поэтому я медлил и не прогонял открытым текстом.
Жена моя, способная видеть людей насквозь, соглашалась с моей оценкой Антона, как добрейшего балбеса. А так как хороших людей немного - этого мы берегли. Вот и сейчас она вошла в комнату и распорядилась:
-       Антон, мы постелем тебе в детской на раскладном кресле.
За спиной гостя я изобразил страшное лицо - на вечер у меня были совершенно другие планы. Улыбнувшись мне, она продолжила:
 -  На завтрак будут блины, а сейчас убирайтесь отсюда на пару часов. Авто на стоянку, пиво... Что там вам еще интересно... Мне нужно время привести себя в порядок. Увижу здесь любую рожу до девяти - убью.
Я хотел было съязвить про то, что мне интересно, но сдержался. Когда Тоник застучал подошвами в парадном, жена прошептала на ухо очень серьезно:
- Странный он, может случилось что, вдруг как к Ритке вернуться надумал … Ты поговори, узнай.
- Ты думаешь?
- Я чувствую.
Потом она поцеловала меня и ушла на кухню. Я не находил в Тонике никаких симптомов проблемы, но старался быть ему хорошим другом в этот вечер. Надо, кстати, сказать, что взывали мы к его совести регулярно, требуя попыток примирения с женой. И он слушал всегда внимательно. Но в тот вечер, болтая обо всем, мы с ним мирно гуляли вдоль реки и не затрагивали серьезных тем. Я затрагивать серьезные темы плохо умею.
Что интересно – с этого момента и мне стало заметно, что Антуан не тот, что прежде. Отрешенный и невесёлый, по сути. Ну, то есть, дурака он валяет пуще прежнего, и это может ввести в заблуждение кого угодно. Кроме моей жены. К тому же, как выяснилось через пару недель, – он напивается каждый вечер, когда остаётся один. Раньше казалось, что это такой утренний запах изо рта, но, желая присмотреть за приятелем, начал звонить вечерами. И Антуан всякий раз нес бодрую нетрезвую чушь, а позже и трубку не брал. Иногда пропадал на несколько дней, и по внешнему виду потом было понятно, как он проводил это время. Утром отшучивался.

 Такое уже было, сразу после развода. Пил тогда недели две, а потом успокоился, только странно молчал иногда. Антуан   чрезмерно общителен, и меня молчание это настораживало. Со временем привык. В то время великолепный Антон по утрам вплывал в мой отдел с двумя чашками кофе, вешал дорогущий пиджак на спинку кресла, и мы болтали. После того, как стало известно о разводе – его стали перехватывать в коридоре бойкие девицы, и за кофе приходилось ходить самому. Риту я знал очень мало, но все равно мне это не нравилось. Ни девицы, которых он все чаще подвозил с работы, ни отсутствие доставки кофе. Из всего этого счастье не вырастает.

К середине июля Антуан совсем скис. Стремительно, за одну неделю. После очередного запоя, что-то внутри его перестало работать. Я подумал было, что это новый трюк, но он натурально заговаривался и даже спорил сам с собой, не реагируя на мои вопросы.  Перестал общаться с клиентами, бродил всё время в лесу, напевая.  Одевался небрежно -майка да джинсы мятые, такого за ним никогда не наблюдалось раньше. А в среду остался спать в машине у меня под домом, сделав вид, что уезжает. Утром выглядел так, как должен выглядеть человек, ночевавший в машине. Я пригласил его в душ, и Антуан потом сидел, уставившись в стол, и отвечал односложно. Жалко его было очень, как больного пса.  Жена опять была у мамы, и я не знал, что делать, как себя вести. Не умея задавать вопросы в лоб, все ждал, что рассосется само собой.
Рассосалось, кстати, после выходных.
Аккуратный, даже щеголеватый Тоник сиял и шутил. Отругал меня гарсоном за запылившиеся кроссовки. Плюнул в Днепр, проезжая по дамбе. Попал, кстати. Минут двадцать помогал мне выносить обрезанные ветки кустарника, пока его не окликнули соседи, и Тоник привычно ушел общаться. Вечером заехали ко мне, я достал себе пиво из холодильника, Тонику заварил зеленого чаю, набросал льда. Мы болтали, усевшись на пол, потому что жарко. Было хорошо – и отдых после работы и радость от того, что приятель мой пришел в себя и перестал пить. Желтое солнце, висящее над лесом, нагрело пол, поэтому я включил вентилятор. Антон лег на бок, пузом к потоку воздуха. Разговор зашел о доходах.
- Тебе, гарсон, нужна идея. В садовниках ты долго не протянешь.
- Отчего ж? Второй год тяну. И ничего.
- Вот то-то и оно, что ничего. Где излишки? Машины, часы Zenit капитанские, эль в бутылке на полпинты? Кондей бы хоть поставил, друзья варятся заживо.
- - Не люблю я кондеев. Хотя ты прав, денег надо больше. Пока не получается.
- Не дрефь! Я тебя не оставлю! Придумаем до зимы чего-нить.
- Ты? Не смеши меня. Ты сам есть субъект без доходов.
- А они мне не зачем.
- Как так? Жить то дальше как намерен? Когда проешь запасы?
- Кто тебе сказал, что я намерен дальше жить? - спокойно сказал Антон.
 Я, было, хохотнул, но подавился смехом. Сказано было серьезно.
 Делая вид, что оценил шутку, аккуратно спрашиваю:
-  А что – повесишься на подтяжках? Или с моста в реку на машине?
- С моста в реку – красиво, но не надёжно. Вода мягкая, можно и выжить. Вешаться – неэстетично.  У меня есть таблетки. Пять штук и уснул. Ни боли, ни эксцессов, сплошные законы физики.
 Он повернулся на спину и улыбнулся потолку. Я впечатлительный- стало очень страшно.
 Тоник сел и засмеялся:
– Гарсон, тебя не переделать. Все такая же овечка, уши развесил. Я же пошутил!  И давай сменим тему, на тебя смотреть страшно.
Я обиделся. И, чтобы хоть как-то насолить гадскому шутиле, ударил ниже пояса:
- Что нового на личном фронте?
Вопросы эти выводили Тоника из себя. Он не умел врать про отношения. А меняющиеся девицы не делали уверенней в себе. Впрочем, сегодня ответил легко и сразу:
- Ничего нового. С Ритой мне было лучше всего. Я её люблю.
- Ну и, - упорствовал я в стремлении задеть, - чего ж развелись?
- Да я тебе сто раз говорил…
- Не говорил.
- Да кому это все надо…
- Мне.
- Гарсон, - он вздохнул глубоко, - тебе меня не переиграть сегодня. Я буду кроток, изволь. Не знаю, почему мы расстались. Я её люблю, она любила меня. Никто никому не изменял. Просто я не смог выносить её попытки меня переделать. Это так портило настроение… Бежишь домой в надежде на приятный вечер, цветы, вино, диск купишь из её любимых, но, допустим, от тебя чуть отдаёт коньяком– всё, ты враг. Надуется, и потом утром срывает злость на неодушевлённых предметах. В том числе и на мне. А я всего-то глоток сделал, у коллеги день рождения…  И так всё чаще, по разным поводам. То чашку с утра не ополосну, то забуду позвонить, если задерживаюсь. Я грубить стал в ответ. Наорали один раз друг на друга, забрал шмотки – и все. Правда невыносимо было под конец, война и нервы каждую секунду, родители влезать стали ещё. Вот ты мне скажи, зачем она так, я ж со зла ничего не делал? Не любит, наверное.
- А ты зачем так?
- Как?
- Если знал, к примеру, что она тебя ждет, - зачем пил коньяк?
- Та елки палки – там того коньяку…
- Мне кажется не в том дело…  Дал бы понять, что она важнее всего, что ты ради неё готов пожертвовать всем вокруг… причем с радостью. А потом пей себе сколько влезет, дело ж не коньяке, или там чесноке, пиве и футболе, или других законах физики.
- Сейчас уж чего, - буркнул Антуан, и больше мы эту тему не затрагивали.
Он скоро уехал, а я  умал остаток вечера – серьезно ли Тоник говорил о таблетках, или все разыгрывал меня. У него мозгов хватило бы. К сожалению, на оба варианта.

Утром Антуан появился ровно в восемь и дудукнул под подъездом. Я сто раз просил его не раздражать соседей, и сто раз он игнорировал эти просьбы:
- А вдруг они все сволочи? Тогда не жалко.
- А вдруг они все хорошие люди?
- А чего им раздражаться тогда, если ещё один хороший человек вызывает друга сигналом. Я ведь и заорать мог бы, было бы хуже.
Против подобной логики я бессилен.


Разговоры о самоубийстве Тоник больше не заводил. Я же вечерами несколько раз рылся в интернете. По многим признакам выходило, что он мог и всерьез сказать. От этого, и ещё от понимания своего бессилия, становилось тошно. Будучи не в состоянии отбросить эти мысли, я очень тяготился неопределенностью. И решил предпринять хоть что-то, чтобы перехватить инициативу у возможных неприятностей и бед.
В среду на работу не поехали. Антуана затащил в дом, угостил кофе и сказал:
- Никакой работы. Я устал, мне нужен отпуск. Поэтому мы едем в Каменец- Подольский. На велосипедах.
- Гарсон, оставь этот тон. Меня не нужно уговаривать трудиться (тут я про себя хихикнул), но зачем такие сложности? Давай на машине, семью возьмешь. Каменец -  классный городишко. Только без ночёвки, а? Ненавижу эти провинциальные отели, плюшевые шторы, пластмасса с позолотой. И дрянной кофе утром. Будем меняться за рулем, и вернемся ночью.
- Антуан, на велике в сто раз круче. Ты ж сам сколько раз говорил. Лучше времени не подберем, поехали!
Тоник посмотрел на меня внимательно и помолчал.
 - Я не хочу.
- Хорошо, - отвечаю. – Зай дем с другой стороны. Я тебя терпел все эти месяцы?
- Терпел. А что, сложно было?
- Неважно. Теперь и ты потерпи. Поехали, если ты мне друг. Мне надо. Нету сил смотреть, как ты с ума сходишь. Я человек простой, не психолог, могу не подумав, и в рыло дать. Как потом законам физики в глаза смотреть?
 - Ого,- Антуан некоторое время изучал ручку у чашки. - Вообще – то можно, если всё так запущено.  Только мне страшно, что будет некомфортно и все удовольствие пропадет из-за мелочей. Эта физика всегда так оборачивается.
- Ты, - говорю, - «слухай мене, і тюрма не мине». Спальник, пенка, сетка от комаров. Но, если будешь хорошо крутить педали -  сможем ночевать при костёлах, это не так сложно, надо только прозвонить заранее.
- Надо подумать. Ты пробовал?
- Да. Один раз. Всегда при отъезде страшно, так что думать не надо, а надо покупать снаряжение. Велик для тебя я возьму у Лехи, он добрый.
- А велик хороший? Я, гарсон, на фуфле не поеду. Стесняться буду.
- Велик так себе - Команч. Но в идеале.
В магазине Анатоль выбрал шлем, перчатки, красивую майку. Увидев шорты – упёрся.   
- Не надену я этот памперс! Ни за что.
- Антон, но это необходимо, если долго в седле.
- Тебе необходимо – ты и позорься в одиночку. Я так поеду.
Убедить Антуана не удалось. И я купил шорты его размера, словно бы для себя. Ещё попросит, после первых 50 километров.

Антон продержался без помощи шорт весь первый день. Мы сделали 124 километра от моего подъезда до небольшого приходского дома в Коростышеве. Добрый настоятель выделил нам комнату с диваном. Я лег на полу, сказав, что так прохладнее. День был жарким.
Утром Антуан надел предложенные мной шорты и возмущенно смотрел на себя в зеркало.
- Не, так нельзя. Это же уродство. Меня увидят люди из машин.
- Тебе эти люди кто? Зато не так натрешь сиденье. Болит ведь?
- Куда уж дальше. Чувствую себя павианом. Полагаю, что смог бы осветить небольшой участок суши уютным красным светом.
- Ты одень поверх обычные широкие шорты, как я. И вот тебе крем, намажешь пораженный участки.
- Это, конечно, от загара?
- От него, раз красным оказался свет. Шорты плотно не завязывай - и никаких проблем.
- Ну да, жарко ж как...
Но я уже вышел во двор, не обращая внимания на несущиеся вслед стенания. Скоро вышел и Антуан. В черных шортах, которые чуть топорщились сзади. Вид у него был убитый.
Позавтракали кефиром и булкой, сидя на парапете небольшого магазинчика. Все эти придорожные кафе – не для ранних пташек, они начинают нормально работать часов с 11ти.
После завтрака Антуан перепаковал свой рюкзачище в боковые сумки, которые крепятся к багажнику. Я посоветовал это ещё вчера, при старте, но гордый Антуан весь день с «высокой» центровкой попирал здравый смысл и законы своей любимой физики. От этого мстительные законы раскачивали его при поворотах, "козлили" на ухабах и швыряли вслед пролетающим фурам.
От Коростышева мы свернули на полевые дороги, я эти места знаю.  День был очень жарким, дороги – ухабистыми и пыльными. Естественно, после первых десяти километров мы заблудились. И не раз. Выезжали к трассе и обедали в неопрятном кафе. Еда, тем не менее, была хорошая, и потребовался привал на дневной сон. В результате все же вышли на Туровец и к вечеру едва сделали 50 километров до Кодни. Антуан волокся позади, приподняв корпус над сидением. Видно, шорты не спасали.
Я оставил его на холме у озера и сгонял в деревню за пивом. Ещё прикупил огурцов в крайнем дворе.  Салями, копчёный палтус и Бородинский хлеб имелись в пока что в изобилии.
Когда вернулся, Антуан был мрачен. 
-Я не хочу ночевать под открытым небом! Природа омерзительна в таких дозах.
-Есть вариант – всего в тридцати километрах к югу живописно раскинулся родной Бердичев. Два часа хорошего хода – и мы на месте!
-Нет, - решительно сказал Антон, - никакого хорошего хода, ни минуты. Лучше смерть на природе.
- Я, кстати, жду упрёков в стиле: «И зачем только ты меня в это дело втянул?» У меня и ответ заготовлен.
- Ну да, - улыбнулся Тоник, – а я себя сдерживал, чтобы не ранить друга. Какой ответ-то?
- Сдержанность украшает велопутешественника. Ты давай, начинай ныть, если хочешь, - будет тебе ответ.
Я развернул под сосной две тонкие палатки – одиночки, раскатал пенки, бросил внутрь спальники. Перелил изотоник в вело -бутылки, наполнил небольшую флягу из бутылки “Jameson”, аккуратно упаковал в кармашек под рамой. Прислонил велосипеды к дереву, на всякий случай привязал тонким тросом с замком, пропустив его под петельки сумок. Антуан смотрел на мои манипуляции молча, потом заныл поганым голосом:
-Ну зачем, скажи, зачем ты меня в это втянул? Друг называется! Ах, я бедный! Несчастная жертва доверчивости...
Замолк и вопросительно смотрел на меня.
- Продолжай, -  я взял рюкзак и подошел к Антуану, который сидел на траве. 
- О, где же мой уютный диванчик! И комары эти…
- Заткнись теперь, - я протянул запотевшую бутылку пива, откупорив её с эффектным пшиком.
-Рррррр! – произнёс страдалец. После длинного глотка спросил:
- Это и был твой ответ?
- Именно. Тебя не устраивает?
- Ну-у… это смотря с какой стороны.
Он допил бутылку и взял другую.  Я сбегал к озеру, поставил пиво в воду, зарыв донышком в песок, нарезал рыбу, хлеб и колбасу. Небольшие огурцы были тёплыми и пупырчатыми. Обтёр их о шорты и положил рядом.
Пока Антон хрустел и чавкал, я собрал хвороста и обломал несколько свежих веток с сосен. Разложил костер, когда сухие и смолистые палки разгорелись – бросил сверху ветку. Хвоя затрещала, густой белый дым окутал лежащего на боку Антуана.
-Это ещё зачем? Тебе экстриму мало? Шизик таёжный!
-Это от комаров, - упокоил я, и принялся за пиво. – И вонять меньше будешь.
- В каком смысле?
- Во всех. Будет запах дыма, не пота. Или пойдем купаться в озеро?
-Так там же грязно, небось. Я не купаюсь в открытых водоемах.
- Не грязнее той пыли, которая на нас налипла за день. Идем!
Кряхтя, поднялись, накрыли еду сеткой от москитов. Нагибаться было тяжело – в поясницу словно насыпали горячих камней.
Я нашел чистый от камышей песчаный пятачок на берегу и вошел в воду. Она была мутноватой, но очень освежала, и я нырял и фыркал, отплёвываясь. Антон походил по берегу, потом присоединился.
-Местные, - сказал я, когда Антуан, растирал ноги и руки, стоя по колено в воде, - купаются здесь с мылом, но мы не будем губить окружающую среду. И так хорошо.
Перевернувшись, поплыл саженками на середину озера. Прямо перед носом, над Трояновом, солнце садилось в желтую тучу. Лёг на спину и замер, шевеля ногами, чтобы не тонуть. С резвостью моржа-пенсионера ко мне плыл Антуан. Волна бежала от него широким клином по почти зеркальной темной поверхности озера.
- Сто лет так не плавал, - сказал он, перевернувшись на спину и отплёвываясь.
- Ты ж в дауншифтеры готовишься? Забудь о бассейнах и Средиземном море.
- Забуду, имей терпение. Давай, кто первый звезду увидит?
- Я, пожалуй, к берегу. Наплавался.
Уже отжав плавки за камышами, я успел растереться футболкой, подбросить дров в костер, когда из средины озера раздался дикий крик:
- Вон! Вон она!!! Над закатом, чуть слева, видишь? Я выиграл!!
После этого он поплыл к берегу, громко фыркая.
Мы жгли костёр, пили пиво, грызли огурцы и болтали. Так безмятежно поговорить можно только после трудной работы, сделанной вместе. Руки и ноги были тяжелыми, спину ломит, собирать хворост было лень, поэтому от костра скоро остались потрескивающие угли. Комары выбрались из засады, пришлось зажечь спиральку. Она воняла, но кровососов отпугивала.
Когда совсем стемнело, я задал вопрос, мучивший меня:
- Ты про самоубийство – серьезно говорил?
- Так ты для этого меня вытащил сюда? А я все думал – что на тебя нашло? Момент. - Антуан удалился в лес на несколько минут. Когда вернулся, сразу ответил:
- Сам не знаю. Иногда серьезно, иногда шутя. Жить скучно. И неприятно. Не получается так, как мне надо. Да и зачем всё это? Скоро тридцать, а там болезни, старость. И суета эта, всеобщая безмозглая суета… Успешный, талантливый, лучше других… А на самом деле – уровень муравья. Я не могу на это согласиться. Так что уйти самому – это очень даже достойный выход.  Так многие делают.
- А ты знаешь как это страшно? Знаешь? -  твердо намереваясь говорить спокойно и ласково, я вдруг засипел как котенок, голос перестал слушаться. Что-то в этих его словах бесило, и сейчас это грозило выйти наружу. – Ты можешь понять, как это страшно?
 - А ты? Никто не знает, уймись.
 Я замолк. Антон грыз травинку и смотрел в сторону. Глотнув пива и вздохнул глубоко, я продолжил:
- Догадываюсь. Это ведь примерно так: договариваешься с соседским мальчиком играть в «пекаря», ждешь его, ждешь, сердишься. А потом его привозят завернутого в одеяло в уазике – разбился на мотоцикле с братом. Девочка, которая тебе нравилась в школе,- уехала с училищем на практику в Херсон, какой-то урод её зарезал после дискотеки. И приходишь на похорон, на тебя смотрят, не узнавая. Крышка, гвозди – и навсегда на метр под землю. Навсегда!
-Зачем ты мне это говоришь? - пытался меня утихомирить Антон. – Со всеми бывает.
Но я продолжал, переходя на крик:
-  А женщина, которая работал в бухгалтерии? Надя, ты же должен помнить. Умная красивая, сына растила одна. Вечером сидели за отчетами, подчищали сметы. Я подвез её к детскому саду, потому что поздно было, а потом с ребенком отвез домой, на Куреневку. Наутро не вышла на работу, уж действительно - с кем не бывает? А в обед звонок – в коме, отвезли на Багговутовскую, кровоизлияние в мозг. Пару дней пустоты, потом опять похорон. Опять ящик, опять гвозди. Зима, холодина страшная. Опять не могущие никого узнавать родные. И бабушки, ссорящиеся за ребенка тут же. И куча венков на снегу…
 - Та уймись ты, - перебил, наконец, Антон, - что орешь на меня? Страшно, да, но   тем, кто остался. Я-то уйду на другую сторону, и мне будет все равно.
- А кто тебе сказал, - я старательно понижал тон, - что с другой стороны оно выглядит лучше? Кто тебе рассказал об этом?
- Ну, гарсон, - томно закатил глаза Антон, - ты же сам себе противоречишь!
 "Интересно, - мелькнула мысль, когда немного остыл, - это ведь я собирался его утешать и ласково напутствовать. Терпеть срывы готовился, как сейчас помню. А выходит наоборот."
- Апостол Павел,- кротко продолжал Тоник, -  писал, что трудно представить себе-то блаженство…
- Да, - подтвердил я, садясь на траву. - Только все это относится к званым, а не к самоубийцам. Такие вот законы твоей физики.
Антуан замолк, смотря в сторону заката отсутствующим взглядом. И мне в очередной раз стало противно изрекать непреложные истины.  Теперь просто невыносимо стало. Разорался тут.  Точно так же я читаю высококачественные морали своему сыну, а он пропускает все мимо ушей. Да ещё и презрительно улыбается, думая, что никто не видит.
Я встал и отошел метров пятьдесят по высокому берегу. Сел и стал смотреть на звезду над оранжевой полосой у горизонта. Думал о тех, кого приводил только что в пример: Валик. Разбился 29 лет назад, время почти стерло из памяти черты лица. Помню только нестриженные русые волосы, серый свитер в широкую красную полоску и серо-голубые джинсы ХПШО (Хмельницкое Производственное Швейное объединение, совковая аббревиатура).  Всё, больше в памяти ничего не осталось.
Ира. 24 лет назад. Коричневое школьное платье, белые гольфы. Широкие скулы, очень тонкие запястья. Зимой, накануне, ей купили китайский пуховик шоколадного цвета с липучками на манжетах. Я смотрел на эти тонкие руки в промежутке рукав-варежка, и таял. Золотистого цвета глаза…, но нет, глаз я уже не помню. И голоса не помню.
Надя, прошлой зимой.  Далекий от меня человек. Помню все – улыбку, хвост каштановых волос, туго собранный на затылке резинкой. На Рождество, жутко стесняясь, подарила нам, троим мужикам в отделе, варежки, шарф и носки. Мне достались носки, и все шутили по этому поводу.

Почему я не носил их на руках, почему не говорил, как они важны мне, эти чужие, в сущности, но такие незаменимые люди?
- Почему, - сказал я негромко, - так невыносима пустота, после их ухода? Ведь мы не родные?
Постепенно вспомнились лица, голоса. Или казалось, что вспомнились: Валик, Ира, Надя. Ещё дядя Эдик, который любил играть со мной в шахматы.  Показалось, что вот они, рядом. И можно различит каждую черточку на лице.  Глыба древнего льда оторвалась от ледника внутри меня и сползла в тяжелую тёмную воду. Поднятая волна сильно толкнула изнутри в рёбра – я упал на траву и заплакал, как последний псих. Ни с того, ни с сего. Шмыгал носом, уцепившись руками за сучья обрубка, лежавшего в траве, хрипел и подвывал низким голосом. Вспоминать об этом вовсе не стыдно, ведь даже самый малозначительный человек, уходя из жизни, пробивает в моем благополучном мире не заполняемую брешь.  А эти четверо стояли сейчас рядом и смотрели на меня без улыбки. Потому что они умерли по-настоящему, навсегда. И их уход оставил пустоты, сквозь которые дует этим холодом из космоса. Чем больше дыр - тем скорее моя очередь.
- Мама, - прошептал я, завалившись на бок и затихнув, - this is no dream, can’t make it right, if it’s wrong.  Никак.    
  Придя в себя, вспомнил об Антуане. Полежал ещё, потом умылся и вернулся к костру. Он лежал на спине, тактично уставившись в звёздное теперь небо.
 Я опустился в траву по другую сторону костра, и продолжительное время тихо лежал на боку, глядя на ветку сосны, покрытую шоколадного цвета корой. Малюсенький черный жук полз по ней. Один.
  Первым заговорил Тоник:
-  А купаться понравилось.
Что, собственно, Тонику до моих рефлексий? Ему бы со своими справиться. Надо было держать себя в руках.
 - Пиво, рыба, огурцы? – продолжил я перечень. – Голос был ещё хриплый, но уже повиновался.
- В самый раз!
- Значит, хоть что-то получается? А над остальным работать надо. Прости друг, расчувствовался я излишне.
- Скучный Вы, зачем извиняться, - сказал Антуан, и бросил огрызок в лес, - и огурец твой горький. Дай вон тот, длинный.

Я проснулся рано. После ночи на свежем воздухе все тело болело сильнее, чем вечером. Снова раззжег костер, потому что утром свежо. Солнце только поднималось, все было сырым от росы.  Нацепив на себя тёплую кофту с капюшоном, присел ближе к огню.
- Кофе мне, - через некоторое время подал голос Антуан. – Гарсон, свинья бессовестная, где мой кофе?
- На трассе, в кафе. Это километров восемь отсюда.
- Паразиты! Не могли ближе поставить. - Антуан вылез из палатки и поежился. – и ты тоже, как можно такое говорить человеку в моем состоянии? Никакого такта.
Мы быстро собрались и поехали по пыльной дороге, кряхтя и ругаясь каждый про себя. Солнце грело спины, впереди было ещё почти 300 километров разных дорог, правда в поле мы больше не ночевали – дотягивали до Бердичева, Любара, Староконстантинова, Хмельницкого. Оттуда до Каменца за день добрались. Один раз только спали на автобусной остановке в сосновом лесу перед Любаром, но это почти что под крышей. Нас поймала гроза, но настроения это никому не испортило-  усидели пару массандровских огнетушителей, наслаждались запахами леса после грозы.  В дороге мы больше не спорили, и вообще говорили мало. И от этого было хорошо вместе.
В Каменце переночевали в гостинице. После утреннего кофе объездили достопримечательности: замок, петлю реки, прошлись пешком по узким улочкам в центре. Велосипеды вели в руках. Обедать зашли в ресторан, прислонив транспорт к стене под окном. Я заказал крученики и пива, Антуан -  стейк и бутылку Шираз. Закончив пиво, я взял ещё тостов с сыром и овощами, и вино мы допивали на пару. Поев и умывшись в туалете ресторана, мой напарник взбунтовался и подал петицию.
-  Никаких больше велосипедов, - говорит. - Никаких ночевок. Только поезд! Только домой! Только цивилизация!
Я и сам изрядно вымотался. И мы поехали назад поездом, с трудом пристроив велосипеды в багажный вагон.
- Мне, гарсончик, для счастья нужна горячая ванна, - ворчал Антон, залезая на верхнюю полку. – И чтобы природу не видеть подольше! И постричься надо. И диван мой. И пластиночки. А какой кофе с чизкейком подают в том кафе на углу… на моем углу... мой чизкейк...
Я улыбнулся про себя. Таким Тоник мне нравился. Правду говорил отец – дурные мысли лучше всего гнать тяжелой работой. А если работы нет, так и велосипед пригодился.
Соседка попыталась завести разговор о видах на урожай, но я даже и не пробовал отвечать. Кивнул, облизал обветрившиеся губы и уснул. Во сне, как и много ночей по возвращению, я видел асфальтную ленту, ложащуюся под переднее колесо моего велосипеда с обещаниями нескорого, но неотвратимого прибытия в прекрасные дали, где жизнь будет лучше и всем будет жуть как хорошо. Кроме как на велосипеде, на лошади, или пешком – туда не добраться никак. Законы физики.


Апрель 2012.