Законы физики

Тоника выперли с работы в среду 23го марта. Естественно, вечером он был у меня, прижимая к боку картонный цилиндр с надписью Chivas Regal.
- Вот, - говорит, - собаки бешеные. Ни чести, ни совести.
- Капиталисты, -  подливал я масла в огонь беседы, с нетерпением поглядывая на цилиндр.
- Хуже, - не реагировал черствый Тоник, – быдло борщаговское. Может, все-таки, пригубим по этому случаю? А то ты так и будешь до утра резину тянуть.
Я немного опешил, но виду не подал:
-  Стоит того. А зачем купил такой дорогой, в упаковке? Ты ж без работы, экономить надо?
- Ну да, на здоровье экономить... я лучше машину продам.
Я задумался. Виски, он конечно хорош, но чтоб так радикально... И про здоровье у меня другие понятия.
Антон  тем временем разносил в пух и перья руководство «Иннуит консалтинг». Я поддакивал, а когда в стакане стало пусто, спросил:
-Антуан, ты ж там четвертый год резюме свое гробишь, чего ты от них ждал?
- Выходного пособия, - заявил Антон, не задумавшись ни на минуту. - Ни копейки не дали. А ЗП было в конверте.
- Сбережения есть?
-Не так чтоб, - он многозначительно посмотрел на бутылку.
Тоник  - человек очень добрый, но и балбес абсолютный. Законченный, доработанный балбес, готовый персонаж для французской комедии восьмидесятых.  Таких получается жалеть далеко не всегда, но виски смазал механизмы милосердия, и я почувствовал острое желание помочь.
- Слушай, я, конечно, понимаю, что это не твой калибр, но может быть… чтоб перебиться… пойдёшь со мной шабашить? Деньги не то чтобы, но с голоду не подохнешь в поисках работы.
- Да я, собственно, - улыбается Антон,- за этим и пришел. Работать хочу, понимаешь. Законы физики, никуда не деться.
«Законы физики», - это его любимая поговорка, лепит где надо и не надо.
-Ну, - я поднялся, бросил льда в стаканы. – Добро пожаловать на борт, сынок!
Проводив его на маршрутку, дал небольшой круг по дороге домой. Стемнело, ветер был очень теплый, и вовсю голосили прилетевшие птицы. Я шел, подковыривая ногами черные ледышки, которые ещё попадались у края тротуара. Думал о Тонике и его перспективах.


 Познакомились мы в кафе офисного здания, на предыдущей работе. В обед мест за столиками было мало, он подсел ко мне. Первое мнение составилось по куртке – бесконечно кожаная, с меховым воротником. Я это дело не люблю, сам Гарри Купер в такой курточке сойдет за пацыка, сидящего на корточках у подземного перехода, с пластиковым стаканчиком кофе и сигаретой в одной и той же руке. Антон - не Гарри Купер, поэтому я был неразговорчив. Он же – напротив. И мнение мое изменилось, Тоник от природы способен располагать к себе. В нескольких фразах проявился человек с хорошим вкусом. Но молодой - незрелый, надеющийся успеть за модой. Отсюда и курточка, и черные квадратные RADO на руке.  Кстати, потом выяснилось, что часы – оригинальные, а не копия за 200 долларов, признаюсь, была такая мысль. Но Антуан не терпел подделок.  Он вообще много чего не терпел. Я же – наоборот. Тем не менее, подружиться оказалось не сложно да и не долго. Я работал на 5м этаже. Антон -  на 8м, часто заходил поболтать за чашкой кофе. Обедать ходили вместе. Менялись дисками. У него было много хороших СД брит-попа, у меня – ритм енд блюз и хард. Начали просвещать друг друга потихоньку. Сперва Антуан опешил от моего пристрастия к винилам, и решил это дело искоренить.
-Цифровой звук в тыщу раз чище! Это - законы физики!
Сказано было с апломбом. А ирония в том, что я шесть лет протирал штаны за изучением электротехники с акустикой, а Тоник имел свою тройку по физике в пединституте, факультет иностранных языков.  Оно меня будет учить законам физики?
   После долгих и агрессивных споров о качестве аналогового и цифрового звука, рисовании на салфетках графиков оцифрованных и аналоговых сигналов, Тоник не сдался, но пришел к заключению, что сам конверт, пластинка, и процесс переворачивания – это стильно. И купил себе вертушку Харман Кардон, подписался на некоторые издания. Если я не брезговал покупать попиленные диски с рук, и вообще не платил за винил больше 100 гривен, (а ещё сохранил коллекцию с 80х), то Тоник заказывал диски в "Джеме", гривен за 300-500.
 Со временам в общении появилось больше простоты, и осмелевший Антуан стал давать мне советы в выборе одежды. Оказывается, его давно тяготил мой вкус, точнее отсутствие такового (по Тониковским меркам).  Ненавязчиво, вроде невзначай, заходил и предлагал съездить за дивным шарфиком в Дримтаун. Или галстук приносил и распечатку как завязать полувиндзор. Он любит толкаться в магазинах, я – терпеть этого не могу. Поэтому галстук купил. И шарф купил. И перчатки. И жилетку. А со временем -  плащ и пальто. В общем, - он замещал мой апатичный вкус к одежде. До этого директором по стилю была жена, она попервах оценила шарф скептически. Яркий слишком, говорит, ты же такое в жизнь не одевал. Потом подумала и одобрила. С тех пор я слепо доверял вкусу Тоника. Упирался иногда, не будучи в состоянии переварить кожу и меха. И слишком узкие джинсы желтыми пятнами. И облегающие футболки. Антуан все это запомнил и учитывал. Ему нравилось опекать меня, как стилисту. Мне же было удобно. На том и сошлись. Единственное исключение – обувь. Тут я настоял на своем.
В общем, как и положено противоположно заряженным частицам, - мы с Тоником находили радость в общении, в гармонии с изысканными требованиями законов физики.

Несколько раз мы встречались семьями. Ходили в кино, гуляли. Молодые пары вообще благоволят к семьям со стажем, так что было мило. Единственное, что мне мешало, это манеры  жены его, Риты, взращенной в семье   киевского истеблишмента. Иногда клинило от снобизма. И, по-видимому, взаимно,  – от моей неотесанности.
Они были славной парой, но развелись полтора года назад. Антон в одиночестве продолжал поддерживать со мной отношения, даже когда меня турнули с работы. Заезжал, вытаскивал в город на кофе. А теперь вот и он оказался без дохода. Мой черед его веселить.


Наутро Тоник подъехал ко мне под дом на своем Ниссан Армада.
- Мило, - засмеялся я. – Мне, пожалуй, платить перестанут, если  помощник на таком авто ездит.
- А ты на чем?
- Я, - говорю,- на велосипеде. Уже год как.
- Ах да, я ж забыл. Велосипедом - романтика! Но на велике с Позняков сюда мне не доехать. Машину в лесу спрячем.

В то время я был вольноопределяющимся садовником в нескольких коттеджных городках за дамбой Киевского водохранилища.  Мне нравилось. То есть среди заказчиков попадались ещё те типы, но я мог отказать, сославшись на занятость. В том и преимущество свободного художника, зачем  тратить жизнь на уродов? Очень помогала репутация ландшафтного инженера – даже за подметание дорожек платили существенные деньги, не то, что чернорабочему. Уж очень "инжинеристо" я их подметал. Да и "ландшафтно" весьма. Куда тем нигилистам с метлами браться.
Весной и осенью получалось больше, чем было на «настоящей» работе.  Зимой работы мало, в основном консультации по планированию парков, садиков, лужаек. Дело нехитрое, выступал я в роли «предварительного консультанта», потому что хозяева усадеб меня знали, и можно было комфортно общаться. Помогал «оформить» желания в максимально понятный дизайнеру заказ. За год ко мне привыкли, во всех трех поселках были постоянные клиенты. Это ж не то, что пустить во двор постороннего дядьку с сумрачной рожей. Кстати, физиономия моя тоже не из Диснейленда, поэтому клиентами я дорожил. Старался. И беспокоился, что отсутствие навыков у Антуана негативно скажется на репутации фирмы. Тут ведь не до обучения: не успеешь обкопать косточковые одному хозяину - следующему уже надо художественно подрезать живую изгородь, или там задний двор перепланировать, чтоб тень на помидоры не падала. Большинство моих клиентов обожали выращивать именно помидоры.
По дороге я заготовил речь для нового напарника, чтобы, не обижая, попросить его поменьше делать в первые дни. Побольше смотреть.


Надо сказать, что с момента начала нашего совместного труда Антон, к его чести, не делал ничего и без моих речей. То есть – принципиально не работал.  Привозил меня, смотрел несколько минут, иногда подавал или держал рулетку, сматывал шланг. Затем шатался по улицам, болтал с хозяевами, или спал на свежестриженой лужайке.
- Скучно, девушки, - сказал в ответ на мое недоумение. То есть мы расходились о взглядах не только на здоровье, но и на работу.
Это меня тоже сковывало сначала, не только в части тяжких мыслей о разделе гонораров, но и потому, что приходилось пояснять наличие помощника. Особенно такого хваткого. И я придумал, что Тоник – писатель. Будет писать книгу о садовниках. Материал собирает.  Идея не моя, изворотливый Шницель когда-то сподобился.  Как ни странно – сработало, а чтобы я не чувствовал себя обманщиком – Антон пообещал написать очерк. Для себя. Потом. Когда-нибудь.  Если захочет. Или я за него напишу.
 Мы даже «Армаду» прятать перестали, тем более что её заметили почти все уже. Антона периодически приглашали на чай хозяева, и он ходил. Болтал обо всем, расспрашивал, зачем прибегают к моим услугам. Щеки свои надувал писательские, пока я шуровал дрыном в очередном забившемся дождевом сливе. В принципе, это было очень даже неплохо в смысле репутации фирмы. Гонорары садовника с личным писателем вырастают. Несолидно мало платить, ещё в книгу попадешь, в качестве плохого примера.
К слову - моя дочь, когда пошла в школу, в один октябрьский день вернулась домой очень гордая собой.
- Мама – заявила с порогa, - меня сегодня в школе в пример приводили!
- Ух ты, умничка, - обрадовались мы, - расскажи подробнее.
- Ну, завуч сказала на линейке: «А младшекласникам не надо носиться по коридорам, как это, к примеру, делает Олеся.»
Но не всем приятно быть подобного рода примером, посему к Антону хозяева поворачивались своей положительной стороной.
 Вынужден признать, что Тонику очень к лицу творческий имидж. Не напарник – загляденье. Ум, ирония, всех насквозь видит.  Часто мне стоило большого труда спрятать улыбку после очередного пассажа. Опасность, однако, была в том, что Антон за всю жизнь прочитал всего несколько художественных книг. «Я, - говорит, - телевизор смотрю».  Хотя, всякой спец. литературы он перелопатил горы. Клиенты тоже глаза чтением не портили, поэтому Антуан находился в безопасности.
 Скоро богемный помощник садовника свел дружбу с хозяевами некоторых усадеб. Стал ездить на рыбалку, или ходить в субботу под парусом по водохранилищу.
После чаепитий с клиентами Антону очень нравилось называть меня «гарсон». Денег за работу он не брал с меня ни копейки, кстати, даже за бензин.
- У меня, гарсон, такие принципы.
- А жить на что будешь?
- Жить буду в кредит пока.  Если ничего путного не подвернется – машину продам потом. И пойду в дауншифтеры. Фи, гарсон, у тебя черное под ногтями...

В целом нас можно было назвать «эффективным тандемом». Очень естественно все получалось, если не знать того факта, что один из нас – полный бездельник, но для иных тандемов только этого и надо.
 Но я-то этот самый факт знал хорошо, и смириться с таким положением вещей не мог.  Вдруг он использует меня, чтобы втереться к людям в доверие, а потом всех сразу ограбит? Мысль была, конечно, совсем идиотская, не тот Антон человек. Но и бездельничать таким вычурным образом не в его стиле. И я решил вывести автора на чистую воду.
 - Тоник, - говорю строгим голосом. Это после четвертой недели размышлений. – Признавайся, чего тебе тут надо? Только давай прямо, как родному.
 - Изволь, - сказал Антон покровительственно, и задумался надолго.  - Без стакана сухого пояснить не смогу. А я за рулем.
- Обойдешься кофе, давай сворачивай, тут на развилке кафе.
- Гарсон, -  писатель Антон посмотрел на меня укоризненно. – ноги моей не будет в забегаловке, куда заходят люди в мятых шортах вкупе с черными носками. Поехали на Минскую. Я привезу назад, не боись.
Пресекая возражения, он добавил громкости музыке. Подумав, я решил не протестовать против увоза доброго молодца. Хотелось разобраться. Да и Killers мне нравятся.
В кафе Тоник долго мыл руки, отвлекался на разговоры с официантками, поэтому я повторил вопрос.
- Эх, - крякнул Антон, - не охота... но изволь. Я хочу изучить твою модель жизни.
- Что за бред?
- Ну вот. Не бред. Понять, почему ты живешь именно так, а не иначе. Чем руководствуешься при выборе, как принимаешь решения. Вообще - как ты делаешь свою жизнь?
- Ничего я не делаю, не темни. Живу, как получается.
- С определенной точки зрения – получается хорошо. Замечательная жена, прекрасные дети. Взрослые вполне. Выглядите вполне довольными жизнью.
- Ну, это ж не моя заслуга. С женой – повезло просто, с дитями тоже. Остальное - законы физики, как ты говоришь.
- Не скажи. Жена именно тебя выбрала, дети растут в твоей семье, ты на них влияешь. Ты выглядишь счастливым человеком. По меньшей мере, по сравнению со мной.
- Это, - проговорился я, - исключительно по той причине, что ты полный балбес.
Антон скривился и замолк, а я задумался. А ведь его правда – хороший был год. Спокойный, радостный, не смотря на шатания с работой.
- Это верно. Мне хорошо. Но я не знаю почему.
- Оставь, - заулыбался Тоник, - искать ответ специалисту. Твое дело – быть счастливым и все.
По дороге назад я молчал и думал – раз Тоник хочет меня изучать – на здоровье. Только ведь это не ответ на мой вопрос. Изучать можно и не возя на работу. Но от велосипеда болит колено. И не только. А в Армаде – красота. Чего мне париться, ему надо – пусть возит. Я себе буду счастливым, хотя бы от этого факта.

Так мы и коротали весну.  Антон исправно привозил меня на работу, и валял дурака весь день. Я по-прежнему не понимал, зачем ему это на самом деле. В ответ на мое очередное недоумение он высказался:
- А мне приятно чувствовать себя при деле, - нахально заявил Тоник, - это раз.  И места здесь – шикарные. В общем, - я на курорте.
Обедали мы вместе, и это, надо заметить, куда приятнее, чем одному. На обед жена готовила нам бутерброды и салат.  Несколько раз Антон вдохновлялся и делал шашлыки, костер разводили за забором поселка. Мне на этот случай выдавалась фляга с Каберне, Антуан пил чай из термоса. Потому как был за рулем.

- Я - твой бесплатный водитель и повар. Радуйся, и не приставай с глупыми вопросами. Ты, гарсон, вообще бестактный какой-то.

Это он к тому, что я не оставлял надежду разобраться. Не покидало ощущение, что тут нечисто. Тем более, что со временем Антуан начал "портиться", превращаясь из добродушного весельчака в неудовлетворенную личность. К началу июня немного заскучал. Стал больше молчать, раздражался невпопад.  Видимо, никак не мог найти мой секрет. Я повторял снова и снова, что секрет как раз в отсутствии секрета, но этот философ не сдавался. Иногда вел себя совсем чудно. В пятницу, когда я после работы вернулся к машине, Тоника видно не было, джип заперт. Целый день я стриг кусты, придавая форму животных, а также геометрических фигур. Ноги гудели, и я присел на бревно под деревом. Вечер не принес прохлады, птицы голосили и сильно пахло лесом.
- Ну и прическа у тебя, если смотреть сверху,- произнес голос из кроны дерева надо мной. - Я, пожалуй, буду звать тебя "Рапунцель".
-Ты зачем туда залез? - удивился я. - Инстинкты?
- Видимо они,- Тоник тяжело спрыгнул с нижней ветви. - К тому же оттуда открывается дивный вид.
- Не смеши меня, это дерево ниже соседних. Что оттуда разглядишь?
- Законы физики разгляжу. И твою плешь. "Сяйво лий своє..."- заголосил он дурным голосом, уже в машине. Я поспешно включил магнитолу, но Тоник продолжал петь всю дорогу, перекрикивая группу "Eagles", а потом, разойдясь,  и красавчика Холдера из «Slade». А это не всякий сможет.

Назавтра приезжала жена, и Тоник непременно хотел помочь мне ее встречать на автостанции. Это было замечательно - я уж год как без машины, а сумки родители передают - будь здоров. Потом он таскал сумки наверх, после пили чай. Затем ему бы уйти, наконец, но Тоник все не уходил, а сидел, стремительно грустнея. На него это было непохоже, поэтому я медлил и не прогонял открытым текстом.
Жена моя, способная видеть людей насквозь, соглашалась с моей оценкой Антона, как добрейшего балбеса. А так как хороших людей немного - этого мы берегли. Вот и сейчас она вошла в комнату и распорядилась:
-       Антон, мы постелем тебе в детской на раскладном кресле.
За спиной гостя я изобразил страшное лицо - на вечер у меня были совершенно другие планы. Улыбнувшись мне, она продолжила:
 -  На завтрак будут блины, а сейчас убирайтесь отсюда на пару часов. Авто на стоянку, пиво... Что там вам еще интересно... Мне нужно время привести себя в порядок. Увижу здесь любую рожу до девяти - убью.
Я хотел было съязвить про то, что мне интересно, но сдержался. Когда Тоник застучал подошвами в парадном, жена прошептала на ухо очень серьезно:
- Странный он, может случилось что, вдруг как к Ритке вернуться надумал … Ты поговори, узнай.
- Ты думаешь?
- Я чувствую.
Потом она поцеловала меня и ушла на кухню. Я не находил в Тонике никаких симптомов проблемы, но старался быть ему хорошим другом в этот вечер. Надо, кстати, сказать, что взывали мы к его совести регулярно, требуя попыток примирения с женой. И он слушал всегда внимательно. Но в тот вечер, болтая обо всем, мы с ним мирно гуляли вдоль реки и не затрагивали серьезных тем. Я затрагивать серьезные темы плохо умею.
Что интересно – с этого момента и мне стало заметно, что Антуан не тот, что прежде. Отрешенный и невесёлый, по сути. Ну, то есть, дурака он валяет пуще прежнего, и это может ввести в заблуждение кого угодно. Кроме моей жены. К тому же, как выяснилось через пару недель, – он напивается каждый вечер, когда остаётся один. Раньше казалось, что это такой утренний запах изо рта, но, желая присмотреть за приятелем, начал звонить вечерами. И Антуан всякий раз нес бодрую нетрезвую чушь, а позже и трубку не брал. Иногда пропадал на несколько дней, и по внешнему виду потом было понятно, как он проводил это время. Утром отшучивался.

 Такое уже было, сразу после развода. Пил тогда недели две, а потом успокоился, только странно молчал иногда. Антуан   чрезмерно общителен, и меня молчание это настораживало. Со временем привык. В то время великолепный Антон по утрам вплывал в мой отдел с двумя чашками кофе, вешал дорогущий пиджак на спинку кресла, и мы болтали. После того, как стало известно о разводе – его стали перехватывать в коридоре бойкие девицы, и за кофе приходилось ходить самому. Риту я знал очень мало, но все равно мне это не нравилось. Ни девицы, которых он все чаще подвозил с работы, ни отсутствие доставки кофе. Из всего этого счастье не вырастает.

К середине июля Антуан совсем скис. Стремительно, за одну неделю. После очередного запоя, что-то внутри его перестало работать. Я подумал было, что это новый трюк, но он натурально заговаривался и даже спорил сам с собой, не реагируя на мои вопросы.  Перестал общаться с клиентами, бродил всё время в лесу, напевая.  Одевался небрежно -майка да джинсы мятые, такого за ним никогда не наблюдалось раньше. А в среду остался спать в машине у меня под домом, сделав вид, что уезжает. Утром выглядел так, как должен выглядеть человек, ночевавший в машине. Я пригласил его в душ, и Антуан потом сидел, уставившись в стол, и отвечал односложно. Жалко его было очень, как больного пса.  Жена опять была у мамы, и я не знал, что делать, как себя вести. Не умея задавать вопросы в лоб, все ждал, что рассосется само собой.
Рассосалось, кстати, после выходных.
Аккуратный, даже щеголеватый Тоник сиял и шутил. Отругал меня гарсоном за запылившиеся кроссовки. Плюнул в Днепр, проезжая по дамбе. Попал, кстати. Минут двадцать помогал мне выносить обрезанные ветки кустарника, пока его не окликнули соседи, и Тоник привычно ушел общаться. Вечером заехали ко мне, я достал себе пиво из холодильника, Тонику заварил зеленого чаю, набросал льда. Мы болтали, усевшись на пол, потому что жарко. Было хорошо – и отдых после работы и радость от того, что приятель мой пришел в себя и перестал пить. Желтое солнце, висящее над лесом, нагрело пол, поэтому я включил вентилятор. Антон лег на бок, пузом к потоку воздуха. Разговор зашел о доходах.
- Тебе, гарсон, нужна идея. В садовниках ты долго не протянешь.
- Отчего ж? Второй год тяну. И ничего.
- Вот то-то и оно, что ничего. Где излишки? Машины, часы Zenit капитанские, эль в бутылке на полпинты? Кондей бы хоть поставил, друзья варятся заживо.
- - Не люблю я кондеев. Хотя ты прав, денег надо больше. Пока не получается.
- Не дрефь! Я тебя не оставлю! Придумаем до зимы чего-нить.
- Ты? Не смеши меня. Ты сам есть субъект без доходов.
- А они мне не зачем.
- Как так? Жить то дальше как намерен? Когда проешь запасы?
- Кто тебе сказал, что я намерен дальше жить? - спокойно сказал Антон.
 Я, было, хохотнул, но подавился смехом. Сказано было серьезно.
 Делая вид, что оценил шутку, аккуратно спрашиваю:
-  А что – повесишься на подтяжках? Или с моста в реку на машине?
- С моста в реку – красиво, но не надёжно. Вода мягкая, можно и выжить. Вешаться – неэстетично.  У меня есть таблетки. Пять штук и уснул. Ни боли, ни эксцессов, сплошные законы физики.
 Он повернулся на спину и улыбнулся потолку. Я впечатлительный- стало очень страшно.
 Тоник сел и засмеялся:
– Гарсон, тебя не переделать. Все такая же овечка, уши развесил. Я же пошутил!  И давай сменим тему, на тебя смотреть страшно.
Я обиделся. И, чтобы хоть как-то насолить гадскому шутиле, ударил ниже пояса:
- Что нового на личном фронте?
Вопросы эти выводили Тоника из себя. Он не умел врать про отношения. А меняющиеся девицы не делали уверенней в себе. Впрочем, сегодня ответил легко и сразу:
- Ничего нового. С Ритой мне было лучше всего. Я её люблю.
- Ну и, - упорствовал я в стремлении задеть, - чего ж развелись?
- Да я тебе сто раз говорил…
- Не говорил.
- Да кому это все надо…
- Мне.
- Гарсон, - он вздохнул глубоко, - тебе меня не переиграть сегодня. Я буду кроток, изволь. Не знаю, почему мы расстались. Я её люблю, она любила меня. Никто никому не изменял. Просто я не смог выносить её попытки меня переделать. Это так портило настроение… Бежишь домой в надежде на приятный вечер, цветы, вино, диск купишь из её любимых, но, допустим, от тебя чуть отдаёт коньяком– всё, ты враг. Надуется, и потом утром срывает злость на неодушевлённых предметах. В том числе и на мне. А я всего-то глоток сделал, у коллеги день рождения…  И так всё чаще, по разным поводам. То чашку с утра не ополосну, то забуду позвонить, если задерживаюсь. Я грубить стал в ответ. Наорали один раз друг на друга, забрал шмотки – и все. Правда невыносимо было под конец, война и нервы каждую секунду, родители влезать стали ещё. Вот ты мне скажи, зачем она так, я ж со зла ничего не делал? Не любит, наверное.
- А ты зачем так?
- Как?
- Если знал, к примеру, что она тебя ждет, - зачем пил коньяк?
- Та елки палки – там того коньяку…
- Мне кажется не в том дело…  Дал бы понять, что она важнее всего, что ты ради неё готов пожертвовать всем вокруг… причем с радостью. А потом пей себе сколько влезет, дело ж не коньяке, или там чесноке, пиве и футболе, или других законах физики.
- Сейчас уж чего, - буркнул Антуан, и больше мы эту тему не затрагивали.
Он скоро уехал, а я  умал остаток вечера – серьезно ли Тоник говорил о таблетках, или все разыгрывал меня. У него мозгов хватило бы. К сожалению, на оба варианта.

Утром Антуан появился ровно в восемь и дудукнул под подъездом. Я сто раз просил его не раздражать соседей, и сто раз он игнорировал эти просьбы:
- А вдруг они все сволочи? Тогда не жалко.
- А вдруг они все хорошие люди?
- А чего им раздражаться тогда, если ещё один хороший человек вызывает друга сигналом. Я ведь и заорать мог бы, было бы хуже.
Против подобной логики я бессилен.


Разговоры о самоубийстве Тоник больше не заводил. Я же вечерами несколько раз рылся в интернете. По многим признакам выходило, что он мог и всерьез сказать. От этого, и ещё от понимания своего бессилия, становилось тошно. Будучи не в состоянии отбросить эти мысли, я очень тяготился неопределенностью. И решил предпринять хоть что-то, чтобы перехватить инициативу у возможных неприятностей и бед.
В среду на работу не поехали. Антуана затащил в дом, угостил кофе и сказал:
- Никакой работы. Я устал, мне нужен отпуск. Поэтому мы едем в Каменец- Подольский. На велосипедах.
- Гарсон, оставь этот тон. Меня не нужно уговаривать трудиться (тут я про себя хихикнул), но зачем такие сложности? Давай на машине, семью возьмешь. Каменец -  классный городишко. Только без ночёвки, а? Ненавижу эти провинциальные отели, плюшевые шторы, пластмасса с позолотой. И дрянной кофе утром. Будем меняться за рулем, и вернемся ночью.
- Антуан, на велике в сто раз круче. Ты ж сам сколько раз говорил. Лучше времени не подберем, поехали!
Тоник посмотрел на меня внимательно и помолчал.
 - Я не хочу.
- Хорошо, - отвечаю. – Зай дем с другой стороны. Я тебя терпел все эти месяцы?
- Терпел. А что, сложно было?
- Неважно. Теперь и ты потерпи. Поехали, если ты мне друг. Мне надо. Нету сил смотреть, как ты с ума сходишь. Я человек простой, не психолог, могу не подумав, и в рыло дать. Как потом законам физики в глаза смотреть?
 - Ого,- Антуан некоторое время изучал ручку у чашки. - Вообще – то можно, если всё так запущено.  Только мне страшно, что будет некомфортно и все удовольствие пропадет из-за мелочей. Эта физика всегда так оборачивается.
- Ты, - говорю, - «слухай мене, і тюрма не мине». Спальник, пенка, сетка от комаров. Но, если будешь хорошо крутить педали -  сможем ночевать при костёлах, это не так сложно, надо только прозвонить заранее.
- Надо подумать. Ты пробовал?
- Да. Один раз. Всегда при отъезде страшно, так что думать не надо, а надо покупать снаряжение. Велик для тебя я возьму у Лехи, он добрый.
- А велик хороший? Я, гарсон, на фуфле не поеду. Стесняться буду.
- Велик так себе - Команч. Но в идеале.
В магазине Анатоль выбрал шлем, перчатки, красивую майку. Увидев шорты – упёрся.   
- Не надену я этот памперс! Ни за что.
- Антон, но это необходимо, если долго в седле.
- Тебе необходимо – ты и позорься в одиночку. Я так поеду.
Убедить Антуана не удалось. И я купил шорты его размера, словно бы для себя. Ещё попросит, после первых 50 километров.

Антон продержался без помощи шорт весь первый день. Мы сделали 124 километра от моего подъезда до небольшого приходского дома в Коростышеве. Добрый настоятель выделил нам комнату с диваном. Я лег на полу, сказав, что так прохладнее. День был жарким.
Утром Антуан надел предложенные мной шорты и возмущенно смотрел на себя в зеркало.
- Не, так нельзя. Это же уродство. Меня увидят люди из машин.
- Тебе эти люди кто? Зато не так натрешь сиденье. Болит ведь?
- Куда уж дальше. Чувствую себя павианом. Полагаю, что смог бы осветить небольшой участок суши уютным красным светом.
- Ты одень поверх обычные широкие шорты, как я. И вот тебе крем, намажешь пораженный участки.
- Это, конечно, от загара?
- От него, раз красным оказался свет. Шорты плотно не завязывай - и никаких проблем.
- Ну да, жарко ж как...
Но я уже вышел во двор, не обращая внимания на несущиеся вслед стенания. Скоро вышел и Антуан. В черных шортах, которые чуть топорщились сзади. Вид у него был убитый.
Позавтракали кефиром и булкой, сидя на парапете небольшого магазинчика. Все эти придорожные кафе – не для ранних пташек, они начинают нормально работать часов с 11ти.
После завтрака Антуан перепаковал свой рюкзачище в боковые сумки, которые крепятся к багажнику. Я посоветовал это ещё вчера, при старте, но гордый Антуан весь день с «высокой» центровкой попирал здравый смысл и законы своей любимой физики. От этого мстительные законы раскачивали его при поворотах, "козлили" на ухабах и швыряли вслед пролетающим фурам.
От Коростышева мы свернули на полевые дороги, я эти места знаю.  День был очень жарким, дороги – ухабистыми и пыльными. Естественно, после первых десяти километров мы заблудились. И не раз. Выезжали к трассе и обедали в неопрятном кафе. Еда, тем не менее, была хорошая, и потребовался привал на дневной сон. В результате все же вышли на Туровец и к вечеру едва сделали 50 километров до Кодни. Антуан волокся позади, приподняв корпус над сидением. Видно, шорты не спасали.
Я оставил его на холме у озера и сгонял в деревню за пивом. Ещё прикупил огурцов в крайнем дворе.  Салями, копчёный палтус и Бородинский хлеб имелись в пока что в изобилии.
Когда вернулся, Антуан был мрачен. 
-Я не хочу ночевать под открытым небом! Природа омерзительна в таких дозах.
-Есть вариант – всего в тридцати километрах к югу живописно раскинулся родной Бердичев. Два часа хорошего хода – и мы на месте!
-Нет, - решительно сказал Антон, - никакого хорошего хода, ни минуты. Лучше смерть на природе.
- Я, кстати, жду упрёков в стиле: «И зачем только ты меня в это дело втянул?» У меня и ответ заготовлен.
- Ну да, - улыбнулся Тоник, – а я себя сдерживал, чтобы не ранить друга. Какой ответ-то?
- Сдержанность украшает велопутешественника. Ты давай, начинай ныть, если хочешь, - будет тебе ответ.
Я развернул под сосной две тонкие палатки – одиночки, раскатал пенки, бросил внутрь спальники. Перелил изотоник в вело -бутылки, наполнил небольшую флягу из бутылки “Jameson”, аккуратно упаковал в кармашек под рамой. Прислонил велосипеды к дереву, на всякий случай привязал тонким тросом с замком, пропустив его под петельки сумок. Антуан смотрел на мои манипуляции молча, потом заныл поганым голосом:
-Ну зачем, скажи, зачем ты меня в это втянул? Друг называется! Ах, я бедный! Несчастная жертва доверчивости...
Замолк и вопросительно смотрел на меня.
- Продолжай, -  я взял рюкзак и подошел к Антуану, который сидел на траве. 
- О, где же мой уютный диванчик! И комары эти…
- Заткнись теперь, - я протянул запотевшую бутылку пива, откупорив её с эффектным пшиком.
-Рррррр! – произнёс страдалец. После длинного глотка спросил:
- Это и был твой ответ?
- Именно. Тебя не устраивает?
- Ну-у… это смотря с какой стороны.
Он допил бутылку и взял другую.  Я сбегал к озеру, поставил пиво в воду, зарыв донышком в песок, нарезал рыбу, хлеб и колбасу. Небольшие огурцы были тёплыми и пупырчатыми. Обтёр их о шорты и положил рядом.
Пока Антон хрустел и чавкал, я собрал хвороста и обломал несколько свежих веток с сосен. Разложил костер, когда сухие и смолистые палки разгорелись – бросил сверху ветку. Хвоя затрещала, густой белый дым окутал лежащего на боку Антуана.
-Это ещё зачем? Тебе экстриму мало? Шизик таёжный!
-Это от комаров, - упокоил я, и принялся за пиво. – И вонять меньше будешь.
- В каком смысле?
- Во всех. Будет запах дыма, не пота. Или пойдем купаться в озеро?
-Так там же грязно, небось. Я не купаюсь в открытых водоемах.
- Не грязнее той пыли, которая на нас налипла за день. Идем!
Кряхтя, поднялись, накрыли еду сеткой от москитов. Нагибаться было тяжело – в поясницу словно насыпали горячих камней.
Я нашел чистый от камышей песчаный пятачок на берегу и вошел в воду. Она была мутноватой, но очень освежала, и я нырял и фыркал, отплёвываясь. Антон походил по берегу, потом присоединился.
-Местные, - сказал я, когда Антуан, растирал ноги и руки, стоя по колено в воде, - купаются здесь с мылом, но мы не будем губить окружающую среду. И так хорошо.
Перевернувшись, поплыл саженками на середину озера. Прямо перед носом, над Трояновом, солнце садилось в желтую тучу. Лёг на спину и замер, шевеля ногами, чтобы не тонуть. С резвостью моржа-пенсионера ко мне плыл Антуан. Волна бежала от него широким клином по почти зеркальной темной поверхности озера.
- Сто лет так не плавал, - сказал он, перевернувшись на спину и отплёвываясь.
- Ты ж в дауншифтеры готовишься? Забудь о бассейнах и Средиземном море.
- Забуду, имей терпение. Давай, кто первый звезду увидит?
- Я, пожалуй, к берегу. Наплавался.
Уже отжав плавки за камышами, я успел растереться футболкой, подбросить дров в костер, когда из средины озера раздался дикий крик:
- Вон! Вон она!!! Над закатом, чуть слева, видишь? Я выиграл!!
После этого он поплыл к берегу, громко фыркая.
Мы жгли костёр, пили пиво, грызли огурцы и болтали. Так безмятежно поговорить можно только после трудной работы, сделанной вместе. Руки и ноги были тяжелыми, спину ломит, собирать хворост было лень, поэтому от костра скоро остались потрескивающие угли. Комары выбрались из засады, пришлось зажечь спиральку. Она воняла, но кровососов отпугивала.
Когда совсем стемнело, я задал вопрос, мучивший меня:
- Ты про самоубийство – серьезно говорил?
- Так ты для этого меня вытащил сюда? А я все думал – что на тебя нашло? Момент. - Антуан удалился в лес на несколько минут. Когда вернулся, сразу ответил:
- Сам не знаю. Иногда серьезно, иногда шутя. Жить скучно. И неприятно. Не получается так, как мне надо. Да и зачем всё это? Скоро тридцать, а там болезни, старость. И суета эта, всеобщая безмозглая суета… Успешный, талантливый, лучше других… А на самом деле – уровень муравья. Я не могу на это согласиться. Так что уйти самому – это очень даже достойный выход.  Так многие делают.
- А ты знаешь как это страшно? Знаешь? -  твердо намереваясь говорить спокойно и ласково, я вдруг засипел как котенок, голос перестал слушаться. Что-то в этих его словах бесило, и сейчас это грозило выйти наружу. – Ты можешь понять, как это страшно?
 - А ты? Никто не знает, уймись.
 Я замолк. Антон грыз травинку и смотрел в сторону. Глотнув пива и вздохнул глубоко, я продолжил:
- Догадываюсь. Это ведь примерно так: договариваешься с соседским мальчиком играть в «пекаря», ждешь его, ждешь, сердишься. А потом его привозят завернутого в одеяло в уазике – разбился на мотоцикле с братом. Девочка, которая тебе нравилась в школе,- уехала с училищем на практику в Херсон, какой-то урод её зарезал после дискотеки. И приходишь на похорон, на тебя смотрят, не узнавая. Крышка, гвозди – и навсегда на метр под землю. Навсегда!
-Зачем ты мне это говоришь? - пытался меня утихомирить Антон. – Со всеми бывает.
Но я продолжал, переходя на крик:
-  А женщина, которая работал в бухгалтерии? Надя, ты же должен помнить. Умная красивая, сына растила одна. Вечером сидели за отчетами, подчищали сметы. Я подвез её к детскому саду, потому что поздно было, а потом с ребенком отвез домой, на Куреневку. Наутро не вышла на работу, уж действительно - с кем не бывает? А в обед звонок – в коме, отвезли на Багговутовскую, кровоизлияние в мозг. Пару дней пустоты, потом опять похорон. Опять ящик, опять гвозди. Зима, холодина страшная. Опять не могущие никого узнавать родные. И бабушки, ссорящиеся за ребенка тут же. И куча венков на снегу…
 - Та уймись ты, - перебил, наконец, Антон, - что орешь на меня? Страшно, да, но   тем, кто остался. Я-то уйду на другую сторону, и мне будет все равно.
- А кто тебе сказал, - я старательно понижал тон, - что с другой стороны оно выглядит лучше? Кто тебе рассказал об этом?
- Ну, гарсон, - томно закатил глаза Антон, - ты же сам себе противоречишь!
 "Интересно, - мелькнула мысль, когда немного остыл, - это ведь я собирался его утешать и ласково напутствовать. Терпеть срывы готовился, как сейчас помню. А выходит наоборот."
- Апостол Павел,- кротко продолжал Тоник, -  писал, что трудно представить себе-то блаженство…
- Да, - подтвердил я, садясь на траву. - Только все это относится к званым, а не к самоубийцам. Такие вот законы твоей физики.
Антуан замолк, смотря в сторону заката отсутствующим взглядом. И мне в очередной раз стало противно изрекать непреложные истины.  Теперь просто невыносимо стало. Разорался тут.  Точно так же я читаю высококачественные морали своему сыну, а он пропускает все мимо ушей. Да ещё и презрительно улыбается, думая, что никто не видит.
Я встал и отошел метров пятьдесят по высокому берегу. Сел и стал смотреть на звезду над оранжевой полосой у горизонта. Думал о тех, кого приводил только что в пример: Валик. Разбился 29 лет назад, время почти стерло из памяти черты лица. Помню только нестриженные русые волосы, серый свитер в широкую красную полоску и серо-голубые джинсы ХПШО (Хмельницкое Производственное Швейное объединение, совковая аббревиатура).  Всё, больше в памяти ничего не осталось.
Ира. 24 лет назад. Коричневое школьное платье, белые гольфы. Широкие скулы, очень тонкие запястья. Зимой, накануне, ей купили китайский пуховик шоколадного цвета с липучками на манжетах. Я смотрел на эти тонкие руки в промежутке рукав-варежка, и таял. Золотистого цвета глаза…, но нет, глаз я уже не помню. И голоса не помню.
Надя, прошлой зимой.  Далекий от меня человек. Помню все – улыбку, хвост каштановых волос, туго собранный на затылке резинкой. На Рождество, жутко стесняясь, подарила нам, троим мужикам в отделе, варежки, шарф и носки. Мне достались носки, и все шутили по этому поводу.

Почему я не носил их на руках, почему не говорил, как они важны мне, эти чужие, в сущности, но такие незаменимые люди?
- Почему, - сказал я негромко, - так невыносима пустота, после их ухода? Ведь мы не родные?
Постепенно вспомнились лица, голоса. Или казалось, что вспомнились: Валик, Ира, Надя. Ещё дядя Эдик, который любил играть со мной в шахматы.  Показалось, что вот они, рядом. И можно различит каждую черточку на лице.  Глыба древнего льда оторвалась от ледника внутри меня и сползла в тяжелую тёмную воду. Поднятая волна сильно толкнула изнутри в рёбра – я упал на траву и заплакал, как последний псих. Ни с того, ни с сего. Шмыгал носом, уцепившись руками за сучья обрубка, лежавшего в траве, хрипел и подвывал низким голосом. Вспоминать об этом вовсе не стыдно, ведь даже самый малозначительный человек, уходя из жизни, пробивает в моем благополучном мире не заполняемую брешь.  А эти четверо стояли сейчас рядом и смотрели на меня без улыбки. Потому что они умерли по-настоящему, навсегда. И их уход оставил пустоты, сквозь которые дует этим холодом из космоса. Чем больше дыр - тем скорее моя очередь.
- Мама, - прошептал я, завалившись на бок и затихнув, - this is no dream, can’t make it right, if it’s wrong.  Никак.    
  Придя в себя, вспомнил об Антуане. Полежал ещё, потом умылся и вернулся к костру. Он лежал на спине, тактично уставившись в звёздное теперь небо.
 Я опустился в траву по другую сторону костра, и продолжительное время тихо лежал на боку, глядя на ветку сосны, покрытую шоколадного цвета корой. Малюсенький черный жук полз по ней. Один.
  Первым заговорил Тоник:
-  А купаться понравилось.
Что, собственно, Тонику до моих рефлексий? Ему бы со своими справиться. Надо было держать себя в руках.
 - Пиво, рыба, огурцы? – продолжил я перечень. – Голос был ещё хриплый, но уже повиновался.
- В самый раз!
- Значит, хоть что-то получается? А над остальным работать надо. Прости друг, расчувствовался я излишне.
- Скучный Вы, зачем извиняться, - сказал Антуан, и бросил огрызок в лес, - и огурец твой горький. Дай вон тот, длинный.

Я проснулся рано. После ночи на свежем воздухе все тело болело сильнее, чем вечером. Снова раззжег костер, потому что утром свежо. Солнце только поднималось, все было сырым от росы.  Нацепив на себя тёплую кофту с капюшоном, присел ближе к огню.
- Кофе мне, - через некоторое время подал голос Антуан. – Гарсон, свинья бессовестная, где мой кофе?
- На трассе, в кафе. Это километров восемь отсюда.
- Паразиты! Не могли ближе поставить. - Антуан вылез из палатки и поежился. – и ты тоже, как можно такое говорить человеку в моем состоянии? Никакого такта.
Мы быстро собрались и поехали по пыльной дороге, кряхтя и ругаясь каждый про себя. Солнце грело спины, впереди было ещё почти 300 километров разных дорог, правда в поле мы больше не ночевали – дотягивали до Бердичева, Любара, Староконстантинова, Хмельницкого. Оттуда до Каменца за день добрались. Один раз только спали на автобусной остановке в сосновом лесу перед Любаром, но это почти что под крышей. Нас поймала гроза, но настроения это никому не испортило-  усидели пару массандровских огнетушителей, наслаждались запахами леса после грозы.  В дороге мы больше не спорили, и вообще говорили мало. И от этого было хорошо вместе.
В Каменце переночевали в гостинице. После утреннего кофе объездили достопримечательности: замок, петлю реки, прошлись пешком по узким улочкам в центре. Велосипеды вели в руках. Обедать зашли в ресторан, прислонив транспорт к стене под окном. Я заказал крученики и пива, Антуан -  стейк и бутылку Шираз. Закончив пиво, я взял ещё тостов с сыром и овощами, и вино мы допивали на пару. Поев и умывшись в туалете ресторана, мой напарник взбунтовался и подал петицию.
-  Никаких больше велосипедов, - говорит. - Никаких ночевок. Только поезд! Только домой! Только цивилизация!
Я и сам изрядно вымотался. И мы поехали назад поездом, с трудом пристроив велосипеды в багажный вагон.
- Мне, гарсончик, для счастья нужна горячая ванна, - ворчал Антон, залезая на верхнюю полку. – И чтобы природу не видеть подольше! И постричься надо. И диван мой. И пластиночки. А какой кофе с чизкейком подают в том кафе на углу… на моем углу... мой чизкейк...
Я улыбнулся про себя. Таким Тоник мне нравился. Правду говорил отец – дурные мысли лучше всего гнать тяжелой работой. А если работы нет, так и велосипед пригодился.
Соседка попыталась завести разговор о видах на урожай, но я даже и не пробовал отвечать. Кивнул, облизал обветрившиеся губы и уснул. Во сне, как и много ночей по возвращению, я видел асфальтную ленту, ложащуюся под переднее колесо моего велосипеда с обещаниями нескорого, но неотвратимого прибытия в прекрасные дали, где жизнь будет лучше и всем будет жуть как хорошо. Кроме как на велосипеде, на лошади, или пешком – туда не добраться никак. Законы физики.


Апрель 2012.