Ян Выговский. Часть один.

Предисловие и биографическая справка.


"Он играет на похоронах и танцах,
Все зовут - там и тут."
А. Макаревич.

Предисловие и биографическая справка.

Делающего любое дело, на любом уровне мастерства, за углом караулит неудовольствие от результата. Невыспавшийся рыбак костерит неподвижный поплавок, Альфред Сисли марает этюды лазурной краской, поэты спиваются. "Это как распределение Гаусса - обосновать трудно, изменить нельзя, но можно приспособиться. Рецепт, принёсший облегчение многим - разыскать в памяти образ гения – чистого, легкого, которого будни не в силах объять. Лучше, если имеет место факт личного знакомства, но фото и рассказы тоже подойдут.
Иногда мне отвратительно все, написанное мной на бумаге. От строчек веет серостью, буквы натужно выстраиваются в угловатые фразы, а предложения заводят в тупик. «И слова, что скрипят на зубах, как песок, легче выплюнуть, чем проглотить… Дело дрянь». Я откладываю карандаш и разочарованно смотрю на корявые буквы, затем поднимаю глаза к пробковой доске, висящей на стене у стола. Там есть несколько фотографий дорогих для меня людей. Справа в центре - маленькое черно-белое фото, края оборваны, изображение пожелтело. Вдоль забора – навес, поросший виноградом, рядом с моим совсем молодым тогда отцом стоит человек в длинном пальто, надетом на белоснежную рубашку. Шляпа, сдвинутая на затылок, сигарета в углу рта и широкая улыбка. Это Ян Выговский, провинциальный музыкант – самоучка, судьбы которого коснулся Господь. Просто отмерял таланта другою, нежели нам, мерою, и все получалось у него легко, непринужденно и блестяще. Такие люди быстро становятся легендами. Имя Выговского было на слуху у многих, но только некоторые вспоминают о нем теперь. Иное время, ушедшая эпоха… Слишком все было давно. Время, в котором он жил, безвозвратно миновало, и тех, кто знал его лично, становится все меньше. И все меньше возможностей услышать историю Яна Выговского из уст очевидца. Раньше молчали из-за страха перед «органами», теперь не многие остались живы. Иногда за столом проскочит невероятная история – то ли байка, то ли истина. Седая матрона со вздохом расскажет о своих впечатлениях от музыки, когда на её свадьбе играл сам Выговский. Лысый мужичок, после третьей, вспомнит, как Выговский посылал его за сигаретами. И уж тогда все наперебой станут рассказывать то, что они слышали о музыканте - чаще всего абсолютно мифические истории из третьих рук. В сухом остатке - музыкант, дирижер, «невозвращенец», автор музыки к советским, а позже и голливудским фильмам, джазовый экспериментатор, иногда аккомпанировавший рок–звездам, в недостижимом отсюда Royal Albert Hall. На родине музыканта, в Житомирской области его больше помнили играющим на свадьбах. Казалось, в 50е и 60е там не было ни одной мало-мальски «статусной» пары, на свадьбе которой не играли бы Выговский и его приятели.

Вот некоторые личные подробности, которые доступны его далекому родственнику, то есть мне.

Родился Ян в маленьком домике на улице БЫстрицкой в Бердичеве. Прямо через реку стоял монастырь босых кармелитов, где его крестили в 1929году. Папа Выговский был пятым сыном обедневших волынских шляхтичей. Он кормил семью, работая почтовым инспектором. Мама – кроткая женщина, судя по единственному фото - черноволосая, стройная, грустные глаза и открытая улыбка. После смерти отца она работала уборщицей, прачкой и обрабатывала соседям огороды. Тем и кормилась семья. Яна баловали всегда, а после смерти мужа сын «совсем сел ей на голову». Ядвига Выговская работала вечерами, стирая и чиня бельё для районной больницы и мечтая о другой жизни для своего сына. В общем, обычная мама, как у нас с вами. Мальчик рос холеным шляхтичем – белая кожа, темные глаза, длинные пальцы и эта непередаваемая осанка, которой теперь почти не увидишь на улице. Рано выучился читать, но делать этого не любил, предпочитая торчать весь день на плотине вместе с Загребельной шпаной.
Когда Яну исполнилось одиннадцать, он выволок из чулана футляр черного дерева, оснащённый вычурными кованными застежками. Внутри оказалась скрипка огромного размера, как ему показалось тогда. Ян спросил маму, та рассказала о семейной реликвии - виолончели папиного дедушки. Папа берег её, но играть не умел. Так она и пролежала много лет в чулане. Ян же выказал живейший интерес к инструменту, весь вечер пытался играть, как на гитаре. И маме слышались нежные мелодии в неумелом переборе расстроеных пересохших струн.
Назавтра она отнесла виолончель к соседу, старому Моше. Тот играл на скрипке в городском саду на танцах, и клубе железнодорожников. Но это для трудовой книжки, деньги он добывал игрой на свадьбах, юбилеях и похоронах. Ездил с музыкантами по селам, имея репутацию первоклассного «музЫки».
Моше долго цокал языком, рассматривая виолончель:
- Ты мне делаешь загадку, это же ж старая вещь. Зачем у тебя такая рухлядь, продай старому соседу, я дам хорошую цену. Надо будет довести её до ума, и мой Боря научится так играть шо Боже ж мой, и тебе тоже будет приятно!
Боря - сын Моше, был ровесником и другом Яна.
Мама подумала и ответила:
- Нет, я не продам её Вам, это память мужа. Но Вы можете взять её себе пока, и пусть Боря играет на ней. За это я прошу научить моего Яна игре. За ремонт заплачу Вам осенью.
Моше опешил от таких слов тихой Ядвиги и рассердился. Он кричал, что не надо никаких условий, пусть несет свою реликвию в музей, раз она такая дура, что не в состоянии видеть своей выгоды. Но, обычно мягкая, мама не отступила ни на шаг.
- Вы знаете, дядя Моисей, что с тех пор как Зыгмунта забрали, я работаю, как наймычка. Ян – сын врага народа. У него нет пути к лучшей жизни, с него не выйдет инженер или учитель. А тяжелая работа не для этого мальчика – у него тонкие кисти и богатая фантазия, он сопьется на заводе, или станет воровать. Так пусть научится играть.
Моше еще долго ворчал, но согласился. А после года обучения отдал виолончель обратно Яну, «потому что мой Боря – не думает себе ничего, а с мальчика Выговских будет толк. И если он пришлет старому Моше копейку на рубль от этой игры, - то я таки куплю себе лавку и хай они все будут мне здоровы!».
Ян много занимался, ему нравилось осваивать инструмент, нравилось командовать звуками. Каждый вечер по несколько часов он играл, а мама тихо делала за него домашнюю работу, слушая из кухни музыку. Получалось все лучше, и иногда Ядвига плакала ото гордости, узнавая мелодии.
Ян заканчивал 8й класс, когда Моше стал брать его с собой «на играть». Помогало то, что Боря тоже был там со второй скрипкой. Подросток, выполняющий взрослую работу, и сам взрослеет быстро. Скоро Ян играл уже и на еврейских свадьбах и праздниках, а в то время в Бердичеве это значило иметь очень мало свободного времени.
В 42м немцы собрали евреев во дворе монастыря кармелитов. А потом повели за город расстреливать. И Моше, и его жена, и старшая сестра Бори уже не вернулись домой.
Сам он в это время прятался на чердаке у Выговских и молча плакал. Когда в дом вошли полицаи, они с Яном конопатили лодку у реки. Мама Яна почувствовала неладное, опыт 30х сказался. Она крикнула Яну скороговоркой по-польски какую-то тревожную чушь, и Борис спрятался под лодкой.
Моше ушел молча, опустив голову. Вечером, убирая на клумбе, мама нашла там большой перстень с камнем. Видимо, старик успел перебросить сквозь штакетник.
Так и прятался Борис у Выговских и их родственников до ухода немцев. Его дом основательно разворотили, когда искали золото, но солдат на постой туда не определили - окраина. Мама содержала дом в порядке, а когда Борис поселился там один после ухода фашистов – отдала ему и перстень. Её сын Ян в это время сидел в тюрьме.
Посадили его туда за три месяца до ухода немцев за драку. Провожая вечером девушку на Чудновскую, он возвращался после комендантского часа. Двое полицаев у моста остановили его, один сразу же получил в ухо. Выговского скрутили, били, и посадили в тюрьму. Красная армия была близко, и в суматохе Яну не дали никакого приговора, при этом даже кормили сносно, каждый день приходила мама и плакала. А он буянил и орал в окно камеры, что отомстит «этим сволочам» за свою загубленную долю молодую. И громко пел разные песни оскорбительного толка. Голос у него был как минимум громкий, по-видимому эти тирады услышали чьи-то непростые уши, потому что после войны юного Яна вызвали в горком для вручения грамоты и трофейных швейцарских часов. За что – он понял не совсем. Ещё на левой руке у локтя осталась татуировка красавицы с длинными волосами. Её сделал сосед по камере. На этом этап борьбы с фашизмом у Выговского закончился, и наступил голод.
Яну исполнилось 17, и недоедать было невыносимо. Подрабатывая с Борей разгрузкой вагонов на станции, вечерами они сидели в пустом большом еврейском доме, как настоящие взрослые пили немного самогона, закусывая вареной картошкой и квашеной капустой. Ян заедал старательно, чтобы не догадалась мать, но она догадывалась и плакала, говоря, что водка многих погубила и никому не помогла. Там же, в доме старого Моше, друзья играли, старая скрипка осталась нетронутой. Потом с войны вернулся дядя Изя. У него было двенадцать банок красной американской тушенки, орден Красной Звезды, медаль «За Отвагу» и раздробленная пулей голень. Полгода он лежал в госпитале в Белоруссии. Комиссовавшись – приехал на родину, и узнал, что ни знакомых, ни родных у него больше нет. Хромой Изя два дня ходил по городу с расспросами, в тщетной надежде найти выживших. Третий день молча просидел с Борей у засыпанного рва, куда сбрасывали убитых евреев.
В свой дом Изя вселился силой, там уже жили люди. Он выкинул чужие вещи из маленькой угловой комнаты с печкой, прошелся по дому, собирая всё, что напоминало о прошлом, и стащил к себе. Противостоять здоровому, хоть и одноногому фронтовику никто из жильцов не решился.
Нашлась и его труба, Изя скоро собрал оставшихся «музык». Стали возвращаться с войны молодые ребята, и по селам Житомирщины снова гуляли свадьбы. Фронтовики привозили свои гармошки, тетки пели хором, но я вас прошу, кто же может сравниться на свадьбе с хорошим еврейским коллективом?
Они ездили по селам и городкам, и скоро стали популярными музЫками в области. Изя «имел себе тактику», и приходилось таскаться по самым отдаленным селам, что было нелегко. Сейчас бы это назвали «агрессивынм занятием ниши на рынке». Свадьбы, юбилеи и похороны не мыслились без «музЫк с Безыменной». Ян уже верховодил вовсю, его черный чуб, аристократическая стать и буйный темперамент, а так же наградные часы плюс ореол «борца с фашизмом» ( но главное – страстная и виртуозная игра) выделяли из «музЫк». Выговский работал сторожем на рем. базе, а днем он играл, без устали собирая звуки, переделывая их на свой лад. Моцарт, услышанный утром по шипящему областному радио, к вечеру мог стать очередной мелодией на свадьбе, так что и сам цадик ничего не мог заподозрить.

Так продолжалось лет пять. Но вот, на одной из свадеб в Тройянове, его игра понравилась секретарю райкома, и Выговский был зачислен на работу в Житомирский театр. Сразу и без разговоров, о согласии Яна никто не спрашивал особо, но он и сам хотел идти наверх. Почти на два года он, практически, стал личным музыкантом Ланецкого, к тому времени уже второго секретаря Житомирского обкома, вечерами играл в яме со своей виолончелью. Иногда появляясь на сцене театра в роли статиста. На выходных - все так же играл на свадьбах со старым коллективом. Добродушный (для своих) партийный бонза откровенно покровительствовал Выговскому и добился его зачисления в Ленинградскую консерваторию. Окончив по классу виолончели, тот вернулся в Житомир и создал струнный квартет. Не удивительно, что скрипкой квартета был Боря Моисеевич. Затем Ян переехал в Киев и преподавал в консерватории достаточно долгое время, аж до своего побега. Писал музыку к фильмам, в основном Одесской киностудии, много гастролировал с квартетом, несколько раз сопровождал труппу Киевского оперного в гастролях за рубежом. В 1962 впервые участвовал в новогоднем концерте Венской оперы. На «Мелодии» вышло несколько пластинок с этюдами Выговского. А в 1967 он не вернулся из очередных гастролей, попросив американское подданство. В Союзе его имя сразу исчезло из прессы, квартет был распущен, в программках театра Леси Украинки, на некоторых пьесах перестали указывать имя композитора. До узкого круга долетали новости о его успехах на Западе, о том, что Выговский много гастролирует, пишет музыку для Голливуда, играет с джазистами. Молодое поколение могло увидеть его имя на дисках Алана Парсона и Manfred Mann Earth Band. Но это самое молодое поколение уже очень плохо представляло себе, кем был Ян Выговский.

осень 2009