июль 2007
На день Всех Святых Мариуш приехал к родителям поездом PKP. Небольшие группки молодежи у Варшавы Восточной веселились, отмечая Хеллоуин. Странное и отрешенное удовольствие смотреть в окно на смеющихся. Завтра в городе концерт его любимой группы, а у билета нет, и он уезжает.
Дорога долгая, утомительная, зато в три раза дешевле, чем «Интерсити». От вокзала шел пешком, не торопясь. В темном небе кричали вороны, знакомые улочки царапались на холмы, петляли и путались. Здорово возвращаться в город, в котором вырос, смотреть, как меняются дворы, деревья, заборы. Всегда есть что-то новое, вот сейчас, к примеру, спилили тополь на углу, огромный старый тополь, который был виден из окна его комнаты. Теперь оттуда может быть видна школа.
У двухэтажного дома на улице Штефана Баторего он остановился и посмотрел на крайнее слева окно второго этажа. Вздохнул и сел на скамейку под яблоней, привычно нащупал левой рукой буквы, вырезанные им много лет назад на серой доске. Две буквы «М», в которые вложено так много того, о чем четырнадцатилетние не могут говорить. Очень хотят, но не умеют. Ведь в этом доме жила Магда, и он с третьего класса был влюблен в неё, и не уверен до сих пор, что это прошло. Они дружили до конца первого курса, переписывались. А потом оборвалось, без ссор, без драмы. Просто Магда становилась взрослой гораздо быстрее. Она решительно отвергла робкие ухаживания безответственного юноши и вышла замуж за кого-то, ему незнакомого. Тут даже и не приревнуешь.
Где она сейчас, - Мариуш не знал. Кажется, уехала с мужем в Россию. Это интересно, ведь Магда была очень активной патриоткой в школе, одной из первых отказалась учить русский, ходила с повязкой “Солидарности”. Бывало, что снисходительно отчитывала Мариуша за цитирование песен Окуджавы или и Макаревича.
Но умеющие быстро взрослеть умеют так же быстро менять свои взгляды.
И все равно он любил сидеть на этой скамейке, смотреть на её окно, гладить пальцами глубоко вырезанные в дереве буквы. Всякий раз хоть на мгновение возвращался в прошлое. Может статься, в окне мелькнет лицо той, прежней Магды, которая любила слушать стихи?
Родители ещё не ложились, ждали. Стол оставался накрытым, отец очень любил посидеть с сыном, поболтать, выпить «горькой, для желудка». Мама хлопотала, переживала, что сын так «похудел и осунулся», впрочем, это повторялось всякий раз. Сестра с семьёй уже спали, они приехали рано, чтобы помочь маме с праздничным обедом.
Войдя в свою комнату, Мариуш погасил свет и подошёл к окну. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, как пуст горизонт без гигантской кроны тополя. Постоял, присматриваясь. Крупные октябрьские звёзды складывались в привычные очертания созвездий. Тополь раньше скрывал большую звезду над горизонтом, теперь она заглядывала прямо в окно. Почему-то появилось ощущение, что в той стороне есть море. Оно и правда было там, но за пару сотен километров. Школа всё же не видна, высокая крыша аптеки на углу закрывает.
Раздевшись, бросил одежду на пол и осторожно лег на свой диван. Всякий раз кажется, что уже не ощутить того уюта, который сопровождал быстрые и лёгкие школьные сны, становится страшно, что безвозвратное отдаление детства проявится и в этом. Диван действительно стар, продавлен, но по-прежнему уютен. Комната угловая, окна выходят на северо-запад, в ней всегда прохладно. Поэтому мама положила его любимое красное ватное одеяло, старое и тяжелое. Под ним всегда так смачно спалось, вероятно от того, что одеяло властно придавливало руки и ноги к дивану, не давало пошевелиться. Яркая звезда светила прямо в лицо, Мариуш улыбнулся ей и стал взлетать, успев подумать, что тополя всё-таки жалко.
Утром его разбудила сестра. Она засунула голову в комнату без стука, швырнула тапочек и бодро закричала, что все, дескать, давно ждут, сколько можно спать, ведь уже пол-восьмого, давно пора вставать, чучело набивное!
Мариуш недобро высказался по поводу тех, кто в полвосьмого «давно ждет», но всё же выполз из-под одеяла. Умылся, поздоровался с Альбином, мужем сестры, поприветствовал детей. Потом забрался на заднее сидение родительского «Полонеза», и они поехали в храм. Рейндж-Ровер Альбина исполнял нетерпеливые «па» сзади на дороге.
- Не иначе твою «сéстру» за руль пустили,- хмыкнул отец,- того и гляди «на козла» поднимется.
Мама молчала и смотрела вперёд. Вообще, в этот день взрослые говорили мало. Отвечали на вопросы детей, делали им замечания, отдавали инструкции. Молча сидели на мессе, молча убирали могилы, шепотом читали молитвы, стоя на коленях у каменных крестов. Ветер шелестел в огромных соснах, вторя шепоту людей. Слова о вечном покое не тревожили недолгий покой этого дня, они создавали его. Туман ещё висел между стволами деревьев, укрывая низкие надгробия. Пахло листьями, и плавленым воском. Мариуш сел на скамейку и зажмурился. Слышал, как мама вполголоса командует внуками, кто-то скребет веником асфальт, детские подошвы застучали по асфальту дорожки, когда пищащие помощники поволокли пакет с листьями в сторону мусорного бака.
Все как раньше. Этот день не меняется. Когда-нибудь мы с сестрой будем стоять у могилы родителей и командовать внуками, а потом и эти двое будут стоять у креста с моим именем. И ничего страшного тут нет, замечательно, что этот день умеет быть таким одинаковым, связывая меня и моих дедов.
Мама неслышно опустилась рядом на скамейку. Погладила по голове. Он мурлыкнул и, положив ей голову на плечо, спросил:
- А когда ты была маленькой - так же помогала взрослым убирать могилы?
- Да, мы даже сидели на этой же скамейке иногда, вон там лежит твоя двоюродная бабушка Франя. А там – твой дядя Зыгмунт, он сделал эту каменную скамью.
- Я знаю. - Мариуш поднялся и попросил, – пойдём к нему.
Встали на колени у небольшого креста, оперлись ладонями о черные прутья ограды, мама зашептала молитвы. Мариуш не знал дядю Зыгмунта, но слышал, что тот всегда заботился о маме. Баловал её, учил читать, помогал работать в огороде. А потом умер от воспаления лёгких, когда ему было только двадцать три года. Бабушка погибла в войну под обстрелом, когда маме едва исполнилось два годика, и все его тёти и дяди растили её. Ведь мама младшая в большой своей семье. Думать об этом было грустно, но в День Всех Святых грусть не становилась отчаянием. Они там, наверху, и им хорошо. Придёт время, и мы все познакомимся, « ...Ja jestem Bóg Abrahama, Bóg Izaaka, i Bóg Jakuba. Bóg nie jest Bogiem umarłych, lecz żywych ... wszyscy bowiem dla Niego żyją»*
______________________________________________________________________
*« ...Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова. Бог не есть Бог мертвых, но живых... ибо у него все живы».
Евангелие от Матфея 22:32, Луки 20:37-38
После обеда дома семья общалась в гостиной. Отец принес графин с домашним вином, Мариуш сидел с закрытыми глазами у окна, и слушал ленивый спор о том, какой будет зима. Ноябрьское солнце пригревало затылок и руку последним теплом осени. Вдруг чья-то ладонь легла на плечо, открыв глаза, он увидел сестру.
- Ты не расстраиваешься, что не попал на концерт?
- Расстраиваюсь, если честно. - Даже афишу стырил на память. Вот ведь холера... Но что теперь поделаешь?
Сестра улыбнулась, потрепала рукой его по голове (совсем как мама), и сказала:
- Горе побежденным! Но я сегодня с утра – добрая фея, радуйся, недостойный. Я заправила после тебя кровать – это раз! Я уберу со стола – это два! И вот тебе билет на blur от меня в подарок – это три…в фанзону, если не возражаешь…
Ленивое время будто переключило передачу – Мариуш вскочил.
- Но… где... то есть, спасибо… что ж ты молчала?!… я не успею в Варшаву сегодня…и вообще, как это...
- Добрая фея позаботилась и об этом, совместно с монгольскими учёными. Вот твоя сумка, я её собрала, вот тебе кучер, он доставит тебя к автобусу на волшебном рейндж ровере. А вот тебе билет на автобус, у доброй феи все продумано. Поспеши, иначе превратишься в тыкву... впрочем, это ничего в тебе не изменит.
У кресла стоял Альбин, крутя на пальце ключи от машины.
Мариуш заметался по комнате, стремительно прощаясь с родителями, по заговорщицким улыбкам было понятно, что все в курсе. Сестра сияла – ей нравились авантюрные проекты. Особенно удавшиеся. Когда благодарный брат полез целоваться - снисходительно зажмурилась.
Волшебный кучер ехал так, что у Мариуша почти отвалилась голова от тряски… Закинув сумку в багажное отделение автобуса, Альбин помахал рукой и уехал. До отправления оставалось 6 минут.
В пять вечера он будет в Варшаве, до концерта ещё останется два часа. Теперь можно и расслабиться, но не получалось, слишком резко повернул его день. Мариуш вышел из автобуса и поднял голову к небу. Там неслись сизые облака с рваными белыми кромками. Погода стремительно менялась – осень уступало место зиме. Дождавшись последнего пассажира, запрыгнул в автобус и уселся удобно. Тепло и мерное покачивание синего MANа действовали усыпляющее. Откинувшись на спинку, он укрылся курткой и стал смотреть в окно.
Как только выехали за город, начался дождь, освеживший желтый и красный цвета намокших листьев, они стали более контрастны на фоне графитового неба. Линия асфальта соединялась с горизонтом, это тёмное небо пролилось вместе с дождем под ноги узкой полосой, окаймлённой яркими деревьями. “Дорога в небо ведет по прямой...”
Шоссе, по которой ехал автобус было знакомо вплоть до каждого дерева, сотни раз Мариуш гонял здесь на велосипеде. И проедет ещё, потому что это дорога к дому его родителей, к месту, где он вырос. Посёлки, хутора, деревни выглядят безлюдными, жители сидели по домам. Об этом свидетельствовали дымки, поднимающиеся из дымоходов и авто, стоящие под навесами. Снова пошел дождь, на небольших кладбищах вдоль дороги горело множество огней. От этого казалось, что они более населены, чем деревни. Эти большие свечи с крышечками будут светить до поздней ночи, а то и до утра, не боясь ни дождя, ни ветра. Мы ведь вспоминаем тех, кто жил до нас, тех, кто упокоился с миром в этой земле. А их гораздо больше, просто помнить можем только ближайших к нам по времени, только тех, кто оставил в наших жизнях ощутимый след.
Темнело, и за окном уже мелькали освещённые окна, перемежаясь с огоньками свечей. То ли свет в далеком окне, то ли свеча горит… «... Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова. Бог не есть Бог мертвых, но живых»
На день Всех Святых Мариуш приехал к родителям поездом PKP. Небольшие группки молодежи у Варшавы Восточной веселились, отмечая Хеллоуин. Странное и отрешенное удовольствие смотреть в окно на смеющихся. Завтра в городе концерт его любимой группы, а у билета нет, и он уезжает.
Дорога долгая, утомительная, зато в три раза дешевле, чем «Интерсити». От вокзала шел пешком, не торопясь. В темном небе кричали вороны, знакомые улочки царапались на холмы, петляли и путались. Здорово возвращаться в город, в котором вырос, смотреть, как меняются дворы, деревья, заборы. Всегда есть что-то новое, вот сейчас, к примеру, спилили тополь на углу, огромный старый тополь, который был виден из окна его комнаты. Теперь оттуда может быть видна школа.
У двухэтажного дома на улице Штефана Баторего он остановился и посмотрел на крайнее слева окно второго этажа. Вздохнул и сел на скамейку под яблоней, привычно нащупал левой рукой буквы, вырезанные им много лет назад на серой доске. Две буквы «М», в которые вложено так много того, о чем четырнадцатилетние не могут говорить. Очень хотят, но не умеют. Ведь в этом доме жила Магда, и он с третьего класса был влюблен в неё, и не уверен до сих пор, что это прошло. Они дружили до конца первого курса, переписывались. А потом оборвалось, без ссор, без драмы. Просто Магда становилась взрослой гораздо быстрее. Она решительно отвергла робкие ухаживания безответственного юноши и вышла замуж за кого-то, ему незнакомого. Тут даже и не приревнуешь.
Где она сейчас, - Мариуш не знал. Кажется, уехала с мужем в Россию. Это интересно, ведь Магда была очень активной патриоткой в школе, одной из первых отказалась учить русский, ходила с повязкой “Солидарности”. Бывало, что снисходительно отчитывала Мариуша за цитирование песен Окуджавы или и Макаревича.
Но умеющие быстро взрослеть умеют так же быстро менять свои взгляды.
И все равно он любил сидеть на этой скамейке, смотреть на её окно, гладить пальцами глубоко вырезанные в дереве буквы. Всякий раз хоть на мгновение возвращался в прошлое. Может статься, в окне мелькнет лицо той, прежней Магды, которая любила слушать стихи?
Родители ещё не ложились, ждали. Стол оставался накрытым, отец очень любил посидеть с сыном, поболтать, выпить «горькой, для желудка». Мама хлопотала, переживала, что сын так «похудел и осунулся», впрочем, это повторялось всякий раз. Сестра с семьёй уже спали, они приехали рано, чтобы помочь маме с праздничным обедом.
Войдя в свою комнату, Мариуш погасил свет и подошёл к окну. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, как пуст горизонт без гигантской кроны тополя. Постоял, присматриваясь. Крупные октябрьские звёзды складывались в привычные очертания созвездий. Тополь раньше скрывал большую звезду над горизонтом, теперь она заглядывала прямо в окно. Почему-то появилось ощущение, что в той стороне есть море. Оно и правда было там, но за пару сотен километров. Школа всё же не видна, высокая крыша аптеки на углу закрывает.
Раздевшись, бросил одежду на пол и осторожно лег на свой диван. Всякий раз кажется, что уже не ощутить того уюта, который сопровождал быстрые и лёгкие школьные сны, становится страшно, что безвозвратное отдаление детства проявится и в этом. Диван действительно стар, продавлен, но по-прежнему уютен. Комната угловая, окна выходят на северо-запад, в ней всегда прохладно. Поэтому мама положила его любимое красное ватное одеяло, старое и тяжелое. Под ним всегда так смачно спалось, вероятно от того, что одеяло властно придавливало руки и ноги к дивану, не давало пошевелиться. Яркая звезда светила прямо в лицо, Мариуш улыбнулся ей и стал взлетать, успев подумать, что тополя всё-таки жалко.
Утром его разбудила сестра. Она засунула голову в комнату без стука, швырнула тапочек и бодро закричала, что все, дескать, давно ждут, сколько можно спать, ведь уже пол-восьмого, давно пора вставать, чучело набивное!
Мариуш недобро высказался по поводу тех, кто в полвосьмого «давно ждет», но всё же выполз из-под одеяла. Умылся, поздоровался с Альбином, мужем сестры, поприветствовал детей. Потом забрался на заднее сидение родительского «Полонеза», и они поехали в храм. Рейндж-Ровер Альбина исполнял нетерпеливые «па» сзади на дороге.
- Не иначе твою «сéстру» за руль пустили,- хмыкнул отец,- того и гляди «на козла» поднимется.
Мама молчала и смотрела вперёд. Вообще, в этот день взрослые говорили мало. Отвечали на вопросы детей, делали им замечания, отдавали инструкции. Молча сидели на мессе, молча убирали могилы, шепотом читали молитвы, стоя на коленях у каменных крестов. Ветер шелестел в огромных соснах, вторя шепоту людей. Слова о вечном покое не тревожили недолгий покой этого дня, они создавали его. Туман ещё висел между стволами деревьев, укрывая низкие надгробия. Пахло листьями, и плавленым воском. Мариуш сел на скамейку и зажмурился. Слышал, как мама вполголоса командует внуками, кто-то скребет веником асфальт, детские подошвы застучали по асфальту дорожки, когда пищащие помощники поволокли пакет с листьями в сторону мусорного бака.
Все как раньше. Этот день не меняется. Когда-нибудь мы с сестрой будем стоять у могилы родителей и командовать внуками, а потом и эти двое будут стоять у креста с моим именем. И ничего страшного тут нет, замечательно, что этот день умеет быть таким одинаковым, связывая меня и моих дедов.
Мама неслышно опустилась рядом на скамейку. Погладила по голове. Он мурлыкнул и, положив ей голову на плечо, спросил:
- А когда ты была маленькой - так же помогала взрослым убирать могилы?
- Да, мы даже сидели на этой же скамейке иногда, вон там лежит твоя двоюродная бабушка Франя. А там – твой дядя Зыгмунт, он сделал эту каменную скамью.
- Я знаю. - Мариуш поднялся и попросил, – пойдём к нему.
Встали на колени у небольшого креста, оперлись ладонями о черные прутья ограды, мама зашептала молитвы. Мариуш не знал дядю Зыгмунта, но слышал, что тот всегда заботился о маме. Баловал её, учил читать, помогал работать в огороде. А потом умер от воспаления лёгких, когда ему было только двадцать три года. Бабушка погибла в войну под обстрелом, когда маме едва исполнилось два годика, и все его тёти и дяди растили её. Ведь мама младшая в большой своей семье. Думать об этом было грустно, но в День Всех Святых грусть не становилась отчаянием. Они там, наверху, и им хорошо. Придёт время, и мы все познакомимся, « ...Ja jestem Bóg Abrahama, Bóg Izaaka, i Bóg Jakuba. Bóg nie jest Bogiem umarłych, lecz żywych ... wszyscy bowiem dla Niego żyją»*
______________________________________________________________________
*« ...Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова. Бог не есть Бог мертвых, но живых... ибо у него все живы».
Евангелие от Матфея 22:32, Луки 20:37-38
После обеда дома семья общалась в гостиной. Отец принес графин с домашним вином, Мариуш сидел с закрытыми глазами у окна, и слушал ленивый спор о том, какой будет зима. Ноябрьское солнце пригревало затылок и руку последним теплом осени. Вдруг чья-то ладонь легла на плечо, открыв глаза, он увидел сестру.
- Ты не расстраиваешься, что не попал на концерт?
- Расстраиваюсь, если честно. - Даже афишу стырил на память. Вот ведь холера... Но что теперь поделаешь?
Сестра улыбнулась, потрепала рукой его по голове (совсем как мама), и сказала:
- Горе побежденным! Но я сегодня с утра – добрая фея, радуйся, недостойный. Я заправила после тебя кровать – это раз! Я уберу со стола – это два! И вот тебе билет на blur от меня в подарок – это три…в фанзону, если не возражаешь…
Ленивое время будто переключило передачу – Мариуш вскочил.
- Но… где... то есть, спасибо… что ж ты молчала?!… я не успею в Варшаву сегодня…и вообще, как это...
- Добрая фея позаботилась и об этом, совместно с монгольскими учёными. Вот твоя сумка, я её собрала, вот тебе кучер, он доставит тебя к автобусу на волшебном рейндж ровере. А вот тебе билет на автобус, у доброй феи все продумано. Поспеши, иначе превратишься в тыкву... впрочем, это ничего в тебе не изменит.
У кресла стоял Альбин, крутя на пальце ключи от машины.
Мариуш заметался по комнате, стремительно прощаясь с родителями, по заговорщицким улыбкам было понятно, что все в курсе. Сестра сияла – ей нравились авантюрные проекты. Особенно удавшиеся. Когда благодарный брат полез целоваться - снисходительно зажмурилась.
Волшебный кучер ехал так, что у Мариуша почти отвалилась голова от тряски… Закинув сумку в багажное отделение автобуса, Альбин помахал рукой и уехал. До отправления оставалось 6 минут.
В пять вечера он будет в Варшаве, до концерта ещё останется два часа. Теперь можно и расслабиться, но не получалось, слишком резко повернул его день. Мариуш вышел из автобуса и поднял голову к небу. Там неслись сизые облака с рваными белыми кромками. Погода стремительно менялась – осень уступало место зиме. Дождавшись последнего пассажира, запрыгнул в автобус и уселся удобно. Тепло и мерное покачивание синего MANа действовали усыпляющее. Откинувшись на спинку, он укрылся курткой и стал смотреть в окно.
Как только выехали за город, начался дождь, освеживший желтый и красный цвета намокших листьев, они стали более контрастны на фоне графитового неба. Линия асфальта соединялась с горизонтом, это тёмное небо пролилось вместе с дождем под ноги узкой полосой, окаймлённой яркими деревьями. “Дорога в небо ведет по прямой...”
Шоссе, по которой ехал автобус было знакомо вплоть до каждого дерева, сотни раз Мариуш гонял здесь на велосипеде. И проедет ещё, потому что это дорога к дому его родителей, к месту, где он вырос. Посёлки, хутора, деревни выглядят безлюдными, жители сидели по домам. Об этом свидетельствовали дымки, поднимающиеся из дымоходов и авто, стоящие под навесами. Снова пошел дождь, на небольших кладбищах вдоль дороги горело множество огней. От этого казалось, что они более населены, чем деревни. Эти большие свечи с крышечками будут светить до поздней ночи, а то и до утра, не боясь ни дождя, ни ветра. Мы ведь вспоминаем тех, кто жил до нас, тех, кто упокоился с миром в этой земле. А их гораздо больше, просто помнить можем только ближайших к нам по времени, только тех, кто оставил в наших жизнях ощутимый след.
Темнело, и за окном уже мелькали освещённые окна, перемежаясь с огоньками свечей. То ли свет в далеком окне, то ли свеча горит… «... Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова. Бог не есть Бог мертвых, но живых»
Комментариев нет:
Отправить комментарий